Ледяная трилогия - [5]

— Встань, пожалуйста.

— Зачем? — Лапин исподлобья смотрел на ее большую отвислую грудь.

— Я прошу тебя. Не стесняйся меня.

— Да мне по барабану. Только… отдайте мою одежду.

Лапин встал. Упер руки в худосочные бедра.

Она шагнула к нему. Осторожно обняла и прижалась своей грудью к его.

Лапин нервно засмеялся, отворачивая лицо:

— Тетя, я не буду с вами трахаться.

— Я тебе и не предлагаю, — сказала она. Замерла.

Лапин тоскливо вздохнул, глянул в потолок.

— Одежду верните, а?

И вдруг вздрогнул. Дернулся всем телом. Замер.

Они оцепенели. Стояли, обнявшись. Глаза их закрылись.

Они простояли неподвижно 42 минуты.

Мэр вздрогнула, всхлипнула. Разжала руки. Лапин бессильно выпал из ее объятий на пол. Конвульсивно дернулся. Разжал зубы. Со всхлипом жадно втянул воздух. Сел. Открыл глаза. Тупо уставился на ножку кровати. Щеки его пылали.

Мэр подняла халат, надела. Положила маленькую пухлую ладонь на голову Лапина.

— Урал.

Повернулась и вышла из палаты.

Вошла сестра с одеждой Лапина в руках. Присела на корточках рядом с Лапиным.

— Как ты?

— Нормально. — Он провел дрожащей рукой по лицу. — Я вообще-то хочу… это… хочу…

— Болит грудь?

— Так… как-то… я… это…

— Одевайся. — Сестра погладила его плечо.

Лапин подтянул к себе джинсы. Под ними лежали трусы. Новые. Не его.

Он пощупал их.

— А вы… а ты…

— Что? — спросила сестра. — Отвернуться мне?

— А ты… что? — Он шмыгнул носом.

Посмотрел на нее, словно увидел впервые. Пальцы его мелко дрожали.

Сестра встала. Отошла к окну. Отвела занавеску. Стала смотреть на голые ветви.

Лапин с трудом встал. Пошатываясь и оступаясь, надел трусы. Потом джинсы. Взял черную майку. Она тоже была новой. Вместо прежней надписи «WWW. FUCK.RU» на ней было написано «BASIC». Тоже красным.

— А почему… это? — Его пальцы мяли новую майку.

Сестра оглянулась:

— Надевай. Это все твое.

Он смотрел на майку. Потом надел ее. Взялся за куртку. На ней лежали его вещи. Ключи. Студенческий. Кошелек. Кошелек был непривычно толстым.

Лапин взял его. Открыл. Он был набит деньгами. Рублями в пятисотенных купюрах. И долларами.

— А это… не мое. — Он смотрел на кошелек.

— Это твое. — Сестра повернулась. Подошла.

— У меня было… семьдесят рублей. Семьдесят… пять.

— Это твои деньги.

— Это чужое… — Он смотрел на кошелек. Потрогал свою грудь.

Она взяла его за плечи:

— Вот что, Урал. Ты пока не очень понимаешь, что с тобой произошло. Я бы сказала — совсем не понимаешь. Вчера ночью ты проснулся. Но еще не отошел ото сна. Твоя жизнь теперь пойдет совсем по-другому. Мы поможем тебе.

— Кто — мы?

— Люди. Которые проснулись.

— И… что?

— Ничего.

— И что со мною будет?

— Все, что бывает с тем, кто проснулся.

Лапин смотрел на ее красивое лицо остекленевшими глазами.

— Что — все?

— Урал, — ее пальцы сжали его костлявые плечи, — имей терпение. Ты еще только встал с кровати. На которой спал двадцать лет. Ты даже не сделал первого шага. Поэтому положи кошелек в карман и следуй за мной.

Она открыла дверь. Вышла в коридор.

Лапин надел куртку, засунул кошелек во внутренний карман. Ключи и студенческий — в боковые. Вышел в коридор.

Сестра быстро пошла. Он двинулся вслед. Осторожно. Трогал шину на груди.

Возле приемной палаты их ждали врач и Мэр. Она была в темно-фиолетовом пальто с большими пуговицами. Стояла, сунув руки в карманы. Смотрела на Лапина все так же тепло и приветливо. Улыбалась.

— Значит, у нас, молодой человек, небольшая трещинка в грудине, — заговорил врач.

— Мне уже говорили, — пробормотал Лапин, не отрывая глаз от Мэр.

— Повторенье — мать ученья, — бесстрастно продолжал врач. — Стяжку десять дней не снимать. Бетонные плиты не поднимать. Мировых рекордов не ставить. С титанами любовью не заниматься. А вот это, — он протянул две упаковки лекарств, — попить. Два раза в день. И если будет болеть — пенталгин. Или семь стаканов водки. Ясно?

— Что? — Лапин перевел на него тяжелый взгляд.

— Шутка. Берите. — На ладони врача лежали две упаковки. Лапин присмотрелся к ним. Взял. Рассовал по карманам.

— Молодой человек не понимает шуток, — с улыбкой объяснил врач женщинам.

— Он все прекрасно понимает. Спасибо. — Мэр прижалась своей щекой к щеке врача.

— Будь счастлив, Урал, — громко произнесла медсестра.

Лапин резко обернулся к ней. Вперился в нее: красивая, стройная, теплый взгляд. Большие очки. Большие губы.

Мэр кивнула им. Вышла в стеклянный тамбур. И на улицу. Там было пасмурно. И промозгло. Мокрые голые деревья. Остатки снега. Серая трава.

Лапин вышел следом. Осторожно ступал.

Мэр подошла к большому синему «Мерседесу». Открыла заднюю дверь. Повернулась к Лапину:

— Прошу, Урал.

Лапин забрался внутрь. Сел на упругое сиденье. Синяя кожа. Тихая музыка. Приятный запах сандала. Белобрысый затылок водителя.

Мэр села впереди.

— Познакомься, Фроп. Это Урал.

Водитель обернулся: 52 года, круглое простецкое лицо, маленькие мутно-голубые глаза, пухлые руки, синий, в тон машины, костюм.

— Фроп, — улыбнулся он Лапину.

— Юра… то есть… Урал, — криво усмехнулся Лапин. И вдруг засмеялся.

Водитель отвернулся. Взялся за руль. Машина плавно тронулась. Выехали на Лужнецкую набережную.

Лапин продолжал смеяться. Трогал рукой грудь.

— Ты где живешь? — произнесла Мэр.