Ледяная Кровь - [9]

В настоящее время моё логово состояло из матраса, набитого соломой, мягкого одеяла и тонкой пуховой подушки. Казалось, что это сон: быть свободной от холода, избавиться от боли, не быть облитой грязной водой. Мой взгляд упал на табурет с миской каши, ломтиком сыра и стаканом воды. Сбросив одеяло, я подползла к табурету, щурясь от света.

Каша была немного жидкая. Сыр соленый и мягкий, но это была самая вкусная еда за долгое время.

Я лежала в постели, когда Брат Гамут ворвался с чашкой целебного чая. Он наклонился, осторожно разматывать льняные бинты вокруг моей лодыжки, моя мама делала это точно так же когда лечила раненых мужчин, женщин или детей из нашей деревни. У меня сжалась грудь, и странная уязвимость обрушилась на меня, словно это было прикосновение моей матери в нежных руках монаха. Я отбросила эти мысли прочь и воздвигнула стену, что защищала меня от горя столько месяцев.

Когда он закончил, я снова подняла тему ванны. Так как у меня было немного сил, я предложила сама нагреть воду. Но в этом не было необходимости. Двое монах — высокая худощавая женщина, и толстяк, принесли потрёпанную металлическую ванну — оба подозрительно взглянули на меня.

Я игнорировала их косые взгляды, пока они носили ведра с дымящейся водой и выливали их в ванну.

— Помните, ваша лодыжка должна оставаться сухой, — предупредил Брат Гамут, перед тем как покинуть лазарет.

Когда я погрузилась в ванну, тепло заставило мою кровь петь. Моя сила, ставшая вялой и слабой от плохой еды, сырости и отчаяния, вырвалась наружу из моего сердца. Я положила мою больную ногу на край ванны и начала намыливать губку мылом, мой разум уловил противоречивые эмоции. Легкость и облегчение казались слишком хорошими, чтобы быть правдой.

Когда я вылезла из ванны, вода в ней была почерневшей. Я опёрлась на ванну для поддержки, чтобы обтереться. Брат Гамут оставил мне стопку скромной одежды. Я надела простое белое бельё, коричневую мантию и кожаные ботинки, и меня поразил контраст моего чистого «я» с вонью исходящей от платья, которое я отбросила прочь. Месяцы в тюрьме превратили мое простое голубое платье, и нижнее белье в кучу рваных лохмотьев. Я подняла вещи и двинулась к жаровне у дальней стены, затем передумала и направилась к двери.

Я знала способ лучше избавиться от этого.

Повернув ручку, я остановилась. Мне ведь не разрешали выходить? Что они будут делать, если я не буду подчиняться их правилам? Тюремные охранники, боялись прикоснуться ко мне, но Аркус уже угрожал мне и не один раз. Холод защитит его от моей жары, и он мог оказаться таким же жестоким, как охранники.

Хотя я немного дрогнула, все равно толкнула дверь. Я не позволю страху управлять мной. Я больше не в тюрьме, а если они начнут обращаться со мной как с пленником, я убегу, как только достаточно окрепну.

Пройдя по коридору, избегая любопытных взглядов монах, я прислонилась рукой к холодной каменной стене, проклиная неустойчивость ног. Я напомнила себе, что за день до этого вообще не могла стоять. Это был прогресс.

Через минуту я нашла дверь, которая вела наружу. Когда я переступила порог, мои легкие расширились, вдыхая свежий аромат соснового воздуха. Я закрыла глаза и подняла лицо к небу. Так много месяцев прошло. Я и не понимала, сколько пропустила солнечных дней и как скучала по чистому свежему воздуху.

Проглотив комок досады, я направилась, вперед отставив аббатство позади. Снег в основном уже растаял, лишь небольшие кучки были то тут, то там в тени. Аллея высоких фруктовых деревьев привела меня к мелкой речке, журчавшей по гладким камням и исчезавшей в высокой траве.

Я хотела скрыться из виду, но быть не слишком близко к сухим веткам и траве. Под меленьким деревцем лежало несколько плоских камней вдоль реки, вероятно чтобы в теплые дни можно было стирать одежду прямо в речке.

Я положила обрывки одежды на камень. Утро, когда я надела их, было худшим в моей жизни. Хотя я старалась выкинуть эти воспоминания каждое утро, но по ночам они все равно возвращались. Я не могла, стереть и изменить то, что произошло, но я могла уничтожить то, что напоминало мне об этом. Подняв ладони над обрывками одежды, я закрыла глаза. Тепло, образовалось кольцом вокруг моего сердца. Пусть тепло выстроиться. Основательно. Устойчиво. Как учила меня бабушка. Подождать, пока оно не будет готово выйти наружу, затем обуздать и контролировать его.

Но подчинения тепла никогда не было мне под силу.

Я пробуждала каждый горячий импульс, желания и чувства, которые сидели под моей кожей в течение многих месяцев, и ощутила потрескивание под моей грудью. Страх. Жгучая ярость. Я позвонила вылиться всему этому, как маслу для ламп, готовое к воспламенению.

Мне нужно было почувствовать что-то, что заставило бы меня загореться. Я представила себе, как руки мамы сжались, и она побежала к капитану, его меч, сверкнувший в свете костра. Мое имя на её губах.

Она нуждалась во мне, а я слишком поздно нашла огонь.

Если бы я только знала, как контролировать свой дар. Если бы я только не использовала его, когда она сказала мне этого не делать.

Это все я виновата. Я была ответственна за ее смерть и сожжения моей деревни.