Ледовое побоище в зеркале эпохи - [96]
Осенью 1268 года состоялся поход орденского войска под командованием магистра Лауденберга на Псков. По сообщению Новгородской летописи, которая датирует этот поход 1269 годом, десятидневная осада города завершилась провалом в связи с подходом новгородской рати («яко уведаша Нѣмци новгородскыи полкъ, побѣгоша за рѣку»)[842], в то время как магистр в одном из своих писем отметил, что, «когда мы обдумывали захват крепости, кое-кто из Новгорода, прибывшие не в подкрепление своим, от имени единоплеменников настойчиво (constanti affectu) просили о восстановлении мира»[843]. Мир был заключен тут же в Пскове «чересъ pѣкy» — договаривавшиеся стороны находились на противоположных берегах реки Великой, — «на всеи вoлѣ новгородчкои» или, говоря словами ливонского документа, «тот, какой существовал во времена магистра Волквина и епископа Альберта», т. е. на условиях договора 1224 года.
Соглашение имело предварительный характер. Ливонский магистр дал это понять Любеку, попросив магистрат прекратить торговлю с новгородцами вплоть до окончательного утверждения мирного договора («в связи с этим мы самым настойчивым образом умоляем магистратов всей вашей общины не пытаться достичь их земли с вашими товарами, пока вы не пришлете нам своих послов для утверждения мира. Если вы поступите так, то ваша позиция, часто безуспешная, тотчас же укрепится с нашей помощью и посредством восстановления мирного договора»)[844]. Слова магистра о том, что купцам из Риги также запрещено следовать в Новгород, подтверждается письмом рижских ратманов[845].
1 апреля 1269 года ливонский ландмейстер довел до сведения Любекского магистрата известие об успешном завершении миссии его послов в Новгороде[846], но понадобилось еще несколько месяцев, чтобы согласовать требования сторон. Существует мнение, что переговорный процесс был замедлен из-за требования новгородцев передать им Нарву, которое орден не желал удовлетворять[847]. Понадобилась угроза очередного русского похода на Колывань (Ревель), который затевал князь Ярослав Ярославич, чтобы «увѣдавше Нѣмци, прислаша послы с мольбою "кланяемся на всеи воле вашей, Hapoвѣ всеи отступаемся, а крови не проливайте"»[848]. Ни в ливонской переписке, ни в тексте русско-немецкого договора 1269 года упоминаний о Нарве нет и быть не могло, поскольку она принадлежала датчанам и распоряжаться ею орден был попросту невластен. Упоминания о Нарве и Ревеле в данном контексте свидетельствуют о совмещении в летописном тексте известий о заключении двух договоров — торгового русско-немецкого и «земского» русско-датского, последовавшем по окончании военной кампании 1267–1268 годов.
К концу 1269 года торговый мир был окончательно утвержден[849], чем руководство Ливонского ордена было полностью удовлетворено. В апреле 1270 года Андреас фон Вельвен, временно исполнявший обязанности магистра после смерти Отто фон Лауденберга, писал в Любек: «Мы не перестаем благодарить вас за множество благодеяний, которые вы расточали на нас, дабы мы все вместе счастливо продвинули вперед наше дело»[850]. Главной же темой этого послания была дальнейшая судьба товаров любекских купцов, утраченных в период торговой блокады. Они оказались в руках орденских чинов и по решению магистра подлежали отправке на Готланд, чему Любекский городской совет хотел воспрепятствовать[851]. Зная о том, вице-ландмейстер не упустил возможности высказать любечанам пару горьких слов: «Мы расстроены тем, что не имеем средства [решить вопрос — М.Б., Е.К.] о пропаже ваших вещей, чего никогда бы ни случилось, если бы ваши воспользовались советом блаженной памяти магистра Отто, почтенного мужа, который, зная о ваших убытках и нарушении традиции, просил, молил и увещевал вас отложить свои поездки до тех пор, пока не сможете путешествовать в безопасности и более благополучно, те же, посчитав это подвохом, страшась иного, тайно совершая этот путь, обрели там указанные убытки»[852]. Из этих слов следует, что товары, принадлежавшие любекским купцам-«штрейбрехерам», не были арестованы орденскими властями, а попали в руки новгородцев. После подписания мира их, скорее всего, передали ливонской стороне, поскольку тот же вице-ландмейстер в конце своего послания упоминает, что «русские частично возместили причиненный ущерб» (de damno illato Ruteni emendam fecerint aliqualem).
Русско-ганзейская торговля, таким образом, возникла не на пустом месте, а явилась продолжением традиционных контактов Новгорода с городами Западной Европы, которые осуществлялись при посредничестве ливонских городов еще в доганзейский период. Завершая их обзор, мы должны признать, что противостояние ряда сильных политических противников, которые оспаривали друг у друга сферы влияния в восточно-прибалтийском регионе, ее развитию особо не мешало. Благодаря оживленному товарообмену быстро росло благосостояние и политическое влияние Новгорода, набирали силу ливонские города. Их географическая близость к русским землям обусловил интерес к ним, как Новгорода, который видел в них надежных посредников его контактов с Западом, так и заморских немецких городов во главе с Любеком, старавшихся ограничить торговую активность Готланда. Система удобных коммуникаций, связывавших Новгород с ливонскими городами, значительно облегчала товарообмен, а правовые нормы, выработанные в процессе двустороннего сотрудничества, гарантировали русским и немецким купцам определенную правовую защищенность.
