Ледовое побоище в зеркале эпохи - [93]

Ресурсы заморских городов привлекались в Ливонии и для строительства крепостных сооружений. В 1250 году власти Дерпта просили Любекский магистрат обязать своих купцов, торговавших в их городе, включать в свои завещания денежные отчисления на завершение строительства городских укреплений и учредить должность сборщика такого рода пожертвований. При этом отмечалось, что крепость Дерпта будет служить в качестве защитой не только Дерптской «провинции», но и более отдаленным землям[813].

Содержание приведенных документов не оставляет сомнения в том, что для ливонских ландсгеррров и немецкой общины в Ливонии благосклонность магистрата Любека и его граждан имело очень большое значение. Его старались заслужить не только предоставлением торговых привилегий и ленов, но и прочими проявлениями уважения. В 1246 году ливонский магистр Дитрих фон Грюнинген отправил в Любек заложников из покоренной им Курляндии с тем, чтобы те усвоили христианскую веру и по возвращении на родину способствовали ее распространению среди сородичей[814]. Не исключено, однако, что целью этого жеста была демонстрация достигнутых орденом успехов.

Высокий авторитет Любека проявился в событиях лета 1249 года, когда между Ливонским орденом и архиепископом Альбертом вспыхнул конфликт; его разрешение волею римского понтифика было доверено любекскому магистрату[815]. В этой связи стоит отметить, что уже в 1266 году Ревель принял любекское право, что говорит не только об укреплении позиций Любека в балтийской торговле, но и о большом значении его связей с Ревелем. Город развивался бурными темпами, благодаря своему посредничеству в торговле немецких и фламандских городов с Русью, и уже к 60-м годам XIII века по своему долевому участию в балтийской торговле мало чем уступал Риге[816]. В свете вышеизложенного не удивляют заверения в неизменной дружбе, которыми совет и община Ревеля, состоящие из немцев, ответили на жалобы любекских купцов по поводу притеснений, которые им, по их словам, чинят в Новгороде (1250)[817].

Интерес Ливонского ордена к развитию торговли диктовался и фискальными соображениями, а потому его руководство заботилось об обустройстве в своих новообразованных владениях рынков и ярмарок. Среди прочих сеньориальных прерогатив в Курляндии, Литве и Земгалии, которые были пожалованы Ливонскому ордену императором Фридрихом II Штауфеном в 1245 году в ответ на ходатайство верховного магистра Генриха фон Гогенлое, значится право устраивать ярмарки[818]. В 1252 году в соглашении о размежевании владений ордена и епископа в Курляндии помимо прочего значилось, что каждая из сторон в праве устраивать у себя рыночные места и основывать города, причем их подданные могли свободно посещать рынки, принадлежавшие обоим ландсгеррам, руководствуясь единственно лишь своим желанием[819].

В 1259 году магистр и братья-рыцари Ливонского ордена жаловались римскому папе на то, что епископы, не имевшие права отлучать от церкви самих членов ордена, совершают это под разными предлогами в отношении его служащих; среди поводов для отлучения значилось и их занятие торговлей. Папа в этом вопросе стал на сторону ордена и запретил ливонскому епископату подобный произвол[820]. Видимо, торговая активность ордена на внутреннем рынке к середине XIII века достигла таких масштабов, что епископам, желавшим ограничить ее в себе в своих интересах, понадобилась столь жесткая мера воздействия как интердикт. Успехи ордена в этой сфере косвенно подтверждает и состояние его финансов. В 1258 году, например, он ссудил курляндского епископа Генриха довольно большой по тем временам суммой в 50 рижских марок под залог его земель[821]; задолженность курляндской епархии, скорее всего, сыграла не последнюю роль в процессе ее инкорпорации в орденское государство.

Из всего вышесказанного следует, что уже на начальной стадии своего существования Ливонский орден, руководствуясь собственной выгодой, проводил политику поддержания ливонской внутренней и особенно внешней торговли, в рамках которой осуществлялся товарообмен между немецкими землями и Русью. Судя по успехам развития русско-немецкой торговли, достигнутым во второй половине XIII века — учреждение и функционирование ганзейской конторы в Новгороде служит тому бесспорным доказательством, — экспансия ордена в пределах приграничных новгородских и псковских земель развитию русско-ливонской торговли особо не препятствовала. К тому же завоевательная политика ордена определенно совпадала с торговыми интересами Любека и главного его «стапеля» в Ливонии — Ревеля.

Проникновение ордена в Ижорский край было сопряжено с его борьбой за приграничную Нарву (Ругодив), основанную датчанами в 1255 году. Она являлась не только приграничной крепостью, но и городом с идеальными условиями для осуществления русско-ливонского и русско-немецкого товарообмена, поскольку имела водное и сухопутное сообщение с Ревелем и служила отправной точкой наиболее короткого и удобного сухопутного пути из Ливонии в Новгород[822].

Хорошо всем известные события 1240–1242 годов и победа над Ливонским орденом, одержанная Александром Невским на льду Чудского озера, не могли не отразиться на характере Русско-ливонских отношений последующих десятилетий. Принято считать, что в 50–60-х годах XIII века лидерство в них принадлежало Новгороду, который воспользовался этим для укрепления своих позиций в сфере международных рыночных отношений