Ледовое побоище в зеркале эпохи - [89]

Как следует из всего вышесказанного, резкие антропологические границы в зонах ливонско-русских контактов отсутствуют. Несмотря на наличие и политических, и этнических границ население, проживавшее вдоль фронтира, было чересполосно представлено как минимум 5-ю краниологическими вариантами, широко распространенными в Восточной Прибалтике, на Западе и Северо-Западе Руси, и по большей части берущими начало в расовом разнообразии эпохи камня и раннего металла. Основываясь на этом, можно с осторожностью говорить о том, что антропологический состав населения, безусловно связанный с этнической пестротой региона, все же не имел самостоятельного значения в эпоху установления русско-ливонских границ. Однако это позволяет предположить, что большое этническое и субэтническое разнообразие было представлено мозаично. Характер расселения представителей различных народностей вдоль фронтира был столь сложным, что фактически позволял быть этим границам более или менее проницаемыми как с той, так и с другой стороны.

Торговая политика Ливонского ордена на начальной стадии развития торговли Великого Новгорода с западом Марина Бессуднова ( Липецк ) Евгений Кун ( Великий Новгород )

Русско-ганзейская торговля, быстро развивавшаяся со второй половины XII века, зародилась не на пустом месте. В IX–X веках варяжские дружины проторили торговые пути от балтийского побережья к Ладоге, Ильмень-озеру и далее — к Днепру и Волге. Их опытом в последующие столетия воспользовались русские, готландские и немецкие купцы, обогатившие его и придавшие ему неизмеримо больший масштаб. К XII веку объектом их пристального интереса стала страна на восточном побережье Балтийского моря, которую немецкие колонисты, обосновавшиеся в середине столетия в низовьях Даугавы, назвали Ливонией. Она обладала протяженной береговой линией и системой удобных внутренних коммуникаций, благоприятствовавших торговым сношениям, как внутри самой страны, так и за ее пределами, а также плодородными землями и густыми лесами. Торговые интересы, а также перспектива получения богатых даней с местных племен и высоких доходов от феодального освоения их земель явились побудительным мотивом для множества иноземцев — полочан, новгородцев, псковичей, датчан, шведов, литовцев, немцев, старавшихся проникнуть и закрепиться в этих пределах. Совмещение зон экспансии порождало конфликтные ситуации, пик которых пришелся на XIII век.

К тому времени южная (даугавская) и восточная (причудская) часть будущей Ливонии находилась в сфере политического и экономического влияния Полоцка, Новгорода и Пскова, что благотворно отразилось на темпах и масштабах проникновения в те края русских купцов. Схожесть предметов повседневного обихода, обнаруженных археологами в ливских поселениях на Даугаве, с аналогами из русских городов[778], как и находки русских монет и разновесов[779], является неоспоримым доказательством их близких и долговременных контактов.

Появление в Ливонии немецких колонистов первоначально мало повлияло на характер торгового обмена. Так, например, в «Хронике» Генриха Латвийского говорится о частых поездках в Латгалию псковичей, которые добирались и до Риги[780]. Договор же князя полоцкого Владимира с рижским епископом Альбертом от 1210 года А. Цауне справедливо назвал первым русско-ливонским торговым договором, открывавшим немецким купцам путь на Русь[781]. В 1222 году тот же епископ в своем послании папе Григорию IX выразил озабоченность тем, что оседание русских в Ливонии служит помехой делу обращения ливов в католичество[782].

Для Великого Новгорода заморская торговля имела жизненноважное значение. Из-за моря в город привозили некоторые продукты питания, в том числе и хлеб. Обычно его подвоз осуществлялся «с Низу», но в случае недорода или препон, чинимых «низовскими» князьями, доставляли и «из Немецкой земли». Оттуда же в Новгород поступали металлы и некоторые виды металлических изделий, сукно, соль, стекло, сельдь и пр.; основными же статьями новгородского экспорта являлись воск, меха и другая продукция лесных промыслов из обширных новгородских владений[783]. Заинтересованность Новгорода в интенсификации торговых контактов с городами Западной Европы, которая проявилась в его политике XI–XIII веков, объясняется еще и тем, что в условиях сворачивания арабской и скандинавской торговли он вполне мог утратить значение крупного торгового центра и превратиться в обычный периферийный город, что имело бы для него самые негативные последствия.

Насущная потребность Новгорода в активизации своего торгового сотрудничества с Западом привела к тому, что уже в XI века у него завязались весьма оживленные торговые отношения с Готландом. Об этом свидетельствует появление в XII веке новгородского торгового подворья в Висби и поселения готландских купцов с церковью святого Олафа, известного как Готское подворье, в Новгороде[784]. Во второй половине столетия близ новгородского Торга возникло и Немецкое подворье или «Двор святого Петра», названный так из-за соименной католической церкви, которая служила немецким купцам и как место отправления культа и как складское помещение для наиболее дорогих товаров. В последующие времена новгородское Немецкое подворье превратится в одну из четырех контор Ганзейского союза