Ледовое побоище в зеркале эпохи - [83]
Особую значимость южного направления в политике ливонской ветви Немецкого ордена подтверждает также деятельность Эберхарда фон Зейна, который с 1251 года возглавлял орден одновременно в Германии, Пруссии и Ливонии. С 1252 году и по 1254 год он в основном пребывал в Курляндии[723], где основал Мемель (Клайпеду), разместив там конвент и сильный гарнизон. Крепость служила защитой орденских владения на юго-западе Ливонии от нападений жемайтов и литовцев, а также гарантировала надежность сухопутных и морских коммуникаций между Ливонией и Пруссией[724]. Зейну удалось также заключить соглашение с курляндским епископом по поводу раздела земли между ним и орденом в соотношении 1:2, благодаря чему орден не только утвердился в Курляндии, но и приступил к инкорпорации курляндской епархии в орденское государство[725]. И, наконец, в целях разрешения проблемы «коридора» между прусскими и ливонскими орденскими территориями Зейн заключил союз с великим князем Литовский Миндовгом, который принял католичество (1251) и в знак верности союзническим обязательствам передал ордену Жемайтию[726]. В 1254 году ливонский магистр предпринял туда поход, закончившийся для него неудачно.
Пример Зейна, как, собственно, и его предшественников, показателен еще и в другом отношении. Путем совмещения властных полномочий прусского и ливонского ландмейстеров в одних руках руководство Немецкого ордена старалось воспрепятствовать развитию внутри ливонского подразделения сепаратистских настроений, подпитывавшихся недовольством бывших «меченосцев». Вслед за Зейном «прецептором» обоих орденских подразделений стал Анно фон Зангерхаузен (1254–1256)[727], которого сменил Бургхард фон Хорнхаузен (1256–1260), участвовавший в очередном походе на Жемайтию и погибший в битве при Дурбе (1260)[728]. Это поражение породило цепь неприятных для ордена коллизий — Великое прусское восстание 1260–1290 годов, отозвавшиеся в землях куршей и земгалов, заговор литовской знати против князя Миндовга 1263 года, завершившийся его убийством и расторжением союза Литвы с орденом, потерю Жемайтии. В истории ливонского подразделения Немецкого ордена 60–80-е годы XIII века были отмечены, главным образом, «повторным завоеванием Курляндии», завершившимся в 1267 году, и покорением Земгалии (1290), чем, кстати, объясняется серия поражений, которые ливонские рыцари понесли в те годы от восточных соседей.
В свете вышеизложенного приходится признать, что на начальном этапе присутствия Немецкого ордена в Ливонии «русские земли в качестве военной цели являлись для ордена объектом второстепенным»[729]. В 1236–1237 годах серьезного конфликта в его отношениях с Новгородом и Псковом не наблюдалось. Примерно в это время в Новгороде побывал «некто силен от Западныя страны, иже нарицаются слугы божия» рыцарь Андреас фон Вельвен («Андреяш»), который, что не исключено, пытался привлечь новгородцев к союзу против Литвы. В любом случае его миссия свидетельствовала о вполне мирном характере Русско-ливонских отношений на тот момент[730]. В 1241 году Вельвен, известный также под прозвищем Штирланд[731], выдающим его штирийское происхождение, замещал отсутствовавшего ландмейстера Грюнингена. В единственном сохранившемся документе за его подписью он называет себя не только ливонским ландмейстером («Frater Andreas de Velven, domus Teutonicorum fratrum magister in Livonia»), но и «рижским магистром» (magister rigensis)[732]. В других случаях ландмейстеры, хоть и имели резиденцию в Риге, так себя не величали, что дает нам основание видеть в Вельвене главу (комтура, хаускомтура) рижского конвента. Тут уместно вспомнить, что со времен Ордена меченосцев главы крупнейших конвентов в латинских текстах обозначались как магистры[733]. Связь Вельвена с Ригой тем более очевидна, что у города к тому времени уже был договор с Псковом, оказавшим ордену помощь в роковом походе на Литву 1236 года[734]. Высокое положение этого рыцаря также не вызывает сомнения — после отъезда Грюнингена он будет избран ливонским ландмейстером (1248–1253)[735].
Таким образом, ни Грюнинген, который в 1240–1241 годах находился за пределами Ливонии, ни его заместитель Вельвен не могли инициировать русско-ливонский вооруженный конфликт 1240–1242 годов, поскольку в этот период усиленно готовились к наступлению в Курляндии и Зелонии, а помимо того старались не упустить шанса обрести владения на Эзеле (Саарема) и в Вике (Ляэнемаа)[736].
При подобных обстоятельствах мир ордена с Псковом и Новгородом был, как кажется, насущно необходим, однако в самый неподходящий момент — прямо накануне наступления в Курляндии, — он был нарушен. Возникает мысль о произвольности этой акции, что косвенным образом подтверждается отсутствием упоминаний о ее подготовке и проведении в официальной ливонской документации. Подобное молчание играет на руку тем историкам, кто склонен говорить о малозначительности событий, связанных с русско-ливонской войной 1240–1242 годов и Ледовым побоищем
