Леди Сьюзен - [74]

манипуляциям века терапии. Будучи созданиями литературными, они подпитываются подавлением чувств. Именно в этом источник всей их противоречивой энергии.

Теперь об исполнителях, представляющих собой свидетельство феноменально глубокой, аккуратной и тактичной режиссуры Саймона Лэнгтона. Дженнифер Эли — не вполне безупречная Элизабет потому хотя бы, что таких созданий в природе не существует; Элизабет, попросту говоря, это Джейн Остен, только одаренная красотой, а такая Джейн Остен Элизабет никогда бы не сотворила. Эли обладает энергией и теплотой; ее улыбка полна прелести почти оргастической; она умудряется выглядеть одновременно и соблазнительной, и ранимой в этих платьях для беременных «а-ля стеганый чехольчик для вареного яйца», в которые ее ради пущей «достоверности» обрядили; и у нее прекрасные глаза; вот только вжиться в чужую личность ей не вполне удается. Колин Фёрт — это Дарси, который изощренно-убедительно претерпевает развитие от неподкупной прямоты и невозмутимости к сердечному чувству. Чтобы познать свое сердце, Элизабет только и нужно, чтобы перед ней выложили все факты. Дарси же для этого требуется преодолеть не меньше двух веков эволюции. Украшение актерского ансамбля — Элисон Стэдмен. Нашлись зануды, которые сочли, что ее миссис Беннет простовата и по-диккенсовски карикатурна, на самом же деле ей удалось добиться поразительного равновесия между горечью и кипящей вульгарностью (и равновесие это поддерживается ее воспоминаниями о собственной привлекательности). Сюзанна Харкер создала образ спокойной, уютно тяжеловесной Джейн; Джулия Соэлха воплотила «животный темперамент» Лидии; Дэвид Бэмбер восхитительно изобразил мистера Коллинза кривлякой-мазохистом; а Анна Ченселлор за изощренными колкостями Кэролайн Бингли обнаруживает вдруг неожиданную уязвимость. Единственная серьезная актерская неудача в фильме — это мистер Беннет. Свой текст Бенджамен Уитроу проговаривает вдумчиво и убежденно, но уж со слишком явной готовностью прячется он за иронией и усмешкой. Наиболее циничный персонаж во всей Джейн Остен, мистер Беннет, — это темный фон яркого зеркала. Он также очень близок своей создательнице, и его слабостей Джейн Остен побаивалась в себе самой. В фильме же мистер Беннет своим отчаянием щеголяет.

«Сенсуализмом», привнесенным в фильм Дэвисом и Лэнгтоном, обеспечивается одно несомненное приобретение: все эти в кремовых тонах мечтательно-полусонные сцены в спальне, которую делят Джейн и Элизабет — при свечах с распущенными волосами, — дают нам почувствовать всеопределяющую силу их сестринской любви. Нам напоминают тем самым, что эмоциональная значимость книги интимно связана именно с этими отношениями; и мы ощущаем этот груз, не отдавая себе отчета в том, почему же он так весом и значим. Наблюдая в «Чувстве и чувствительности» сцену, когда Марианна только что не умирает (любовные томления, лихорадка), я сам дивился тому, что так сжалось сердце, когда Элинор, обращаясь к сестре, назвала ее попросту «родная» (в оригинале «dearest» — самая моя дорогая, дражайшая). Мы тронуты так потому, что ласкательное слово до буквальности верно — и вполне может остаться таковым до конца дней. Ибо любовным отношениям тех, кто не вышел замуж, не предстоит никакого переустройства; роднее тех, кто рядом, у них никого нет. И не будет. В «Доводах рассудка» мы еще глубже сочувствуем Энн Эллиот в тот момент, когда та ищет тепла в лишенном юмора солипсизме своей сестры Мэри. И наивно утешаем себя тем, что у Джейн Остен — пусть жизнь и недодала ей — все-таки была Кассандра.

…В заслугу фильма «Четыре свадьбы и похороны» можно поставить то, что благодаря одной сцене, вызывающей и для него характерной, в списки бестселлеров попал изданный под шумок томик стихов Одена. Книгу назвали «Открой мне правду о любви» и поместили на обложку фотографию Хью Гранта (а Грант, кстати, весьма правдоподобно сыграл Эдварда Феррарса в «Чувстве и чувствительности»). Оден о Джейн Остен отозвался здорово, но несправедливо:

Ее талант достоин удивленья:

Подобной силы и у Джойса нет.

Как удалось ей, барышне кисейной,

Так четко показать, что звон монет

В делах любви — залог любых побед,

И вывести из этого канона

Структуру социального закона?..[19]

Ну, уж мы-то, люди 90-х, наверняка шокировали бы Джейн Остен всем набором наших неопрятных и неограниченных свобод. А кроме того, в строчках Одена есть передержка. Да, «презренный металл» принудил Шарлотту Лукас принять предложение мистера Коллинза («унизив себя» браком по расчету), но полюбить его — нет, не заставил. Элизабет же отвергла и мистера Коллинза, а затем, «со столь малым старанием проявить вежливость», и мистера Дарси, со всеми его десятью тысячами в год. Рассуждая об «Элегии» Грея, Уильям Эмпсон сказал, что стихотворение показывает убогость жизни в провинциальной глуши, не внушая, однако, читателю такого настроя, когда ему захотелось бы что-то изменить в этой жизни. Призыв к «изменениям» — это забота сатириков. Сатира — воинственная ирония. Просто ирония, ирония как таковая — куда более долготерпелива. Она не побуждает изменить общество, она придает сил его выносить. Джейн Остен и впрямь была английская старая дева из среднего класса. В сорок один год она в мучениях умерла. А с другой стороны, живехонька уже больше двухсот лет, и хотя возлюбленные у нее платонические, имя им — легион.