Леди Смелость - [121]

— Ну вот, — проговорил он низким вибрирующим голосом. — Теперь ты моя. — Он поцеловал ее соски и заглянул в глаза. — Наконец-то ты моя, как и я твой.

Чувствуя его в себе, Нора не слишком вслушивалась в его слова. Она подвигала бедрами, и Кристиан втянул воздух. Удивляясь самой себе, она засунула руки ему в штаны и обхватила ягодицы. Потом переключила внимание на член. Желая усилить ощущение наполненности, она попробовала двигать мускулами влагалища и обнаружила, что это совсем нетрудно.

— Боже милостивый, Нора, прекрати.

— Нет.

Выругавшись, он оперся руками о землю и хотел было выйти из нее, но она надавила руками ему на ягодицы и своими сокровенными мускулами втянула глубже в себя. Изогнув спину, он с криком повалился на нее, и она вобрала его в себя без остатка.

— Пожалуйста, не надо, — пробормотал он, закрыв глаза и откинув голову. — Я не могу. А-а-а!

Чувствуя, что его член снова набирает силу, Нора подняла бедра. Ответом была пульсация его члена, постепенно заполняющего ее всю. Признав свое поражение, он возобновил движение внутри нее. Он послушно опускал и поднимал бедра, не в силах вырваться из ее сладкого плена. Вскоре Нора достигла новой кульминации, и оба они опять погрузились в океан наслаждения.

Радостное чувство овладело Норой, когда горячее тело Кристиана распласталось на ней. Его щека была прижата к ее лицу, раскинутые руки и ноги подрагивали. Ей было тяжело под ним, но она не протестовала; в конце концов, он выложился так по ее вине.

Она подумала о его попытках сварить приворотное зелье и улыбнулась. Только человек, любящий по-настоящему, способен пойти на риск стать всеобщим посмешищем. Ведь если бы его друзьям стало известно о том, что он обращался к старухе Винни, они не дали бы ему прохода своими шутками и насмешками. Старуха Винни была деревенской знахаркой, одной из тех, кого весьма почитали в сельской Англии за знание приемов белой магии.

Нора вспомнила, как однажды Кристиан высказался при ней по поводу любовного зелья и других подобных вещей. Уверенный в собственной неотразимости, он тогда посмеялся над неотесанными болванами, которые прибегают к помощи заклинаний. Этим шутам гороховым, заявил он, нужны не заклинания, им нужно поучиться, как доставлять женщине наслаждение. Бедный Кристиан, должно быть, он совсем отчаялся, раз пал так низко.

Бедный Кристиан. Она потерлась лицом о его щеку, и тут он запел тихим, полным довольства голосом:

Мой горячий петушок,

Хрящеватый гребешок,

Сизая головушка

И мешком бородушка.

Гребешок у него ал,

Тверд и крепок, как коралл,

Чуть набрякнет гребешок,

Сразу вскочит петушок,

Увлажнятся глазки,

Ждет он новой ласки.

Одного я не пойму,

Все не раскумекаю:

Ему вроде ни к чему

Ночью кукарекать.

Жаловался петуху я

На судьбу свою лихую

Мол, ты спать мне не даешь,

До заутрени поешь.

Он в ответ — а выход есть:

К леди в гнездышко залезть.

Разгоряченное тело Норы запылало еще больше, хотя, казалось, это уже невозможно. Она уткнулась головой в шею Кристиана, и он тихонько засмеялся.

Вот уж действительно, бедный Кристиан.

ГЛАВА 24

Глубокий сон сменился дремотой; Кристиан начал воспринимать окружающий мир. Он испытывал умиротворенность, казавшуюся ему самому странной и ненадежной. Он лежал на спине, не желая просыпаться окончательно, ибо знал — с пробуждением к нему вернется смятение, сравнимое со смятением паука, обнаружившего, что его паутина порвана. Терзавшие его неуверенность и сомнение по силе приближались к страстям, владевшим героями греческих трагедий. Неуверенность заставила его приоткрыть один глаз, чтобы удостовериться, на месте ли Нора.

Глаз забегал вокруг, пока не наткнулся на изгиб женского тела. Этого оказалось достаточно, чтобы Кристиан ощутил сладостный зуд между ног. Открыв второй глаз, он подполз к Норе и прижался бедрами к ее ягодицам. Нора вжалась в него, и он улыбнулся глупой улыбкой, которую ни за что не позволил бы увидеть Иниго или любому другому из своих друзей. Она простила его, и он поглупел от счастья. Он не уставал благодарить Бога за ее великодушие.

Если бы только он был уверен, что Нора простила его по собственной воле, а не под влиянием заклинаний, которым научила его старуха Винни. Нора высмеяла его за то, что он в точности выполнил указания Винни касательно корня мандрагоры. Корень нельзя вытаскивать из земли самому, особо подчеркнула старуха, и он безоговорочно поверил этому. Сейчас, подумав об этом, он покраснел. И все же Нора появилась в ту ночь сразу же после всех его манипуляций, словно ее привела туда какая-то неведомая сила. Вдруг ее любовь исчезнет вместе с колдовством?

Даже сейчас, когда он терся бедрами о ее податливое тело, страх этот копошился в нем. Нора подняла его на смех, когда он сказал, что околдовал ее, и ее страсть только этим и объясняется. Вспыхнув, она стала уверять его, что источником колдовства является его прекрасное тело и ничего больше, и даже доказала это, доставив ему несказанное наслаждение ртом. После такого доказательства Кристиан, воспрянув духом, затащил Нору в комнату и не выпускал в течение двух суток.

Но и за двое суток он не насытил свою похоть, не скованную теперь страхом оказаться навсегда отлученным от тела Норы. Пришедшая к нему умиротворенность была незаслуженной наградой; она рождалась из сознания, что он любим, несмотря на все свои тяжкие ошибки и прегрешения, несмотря на свое неконтролируемое ненасытное вожделение. Почувствовав, как рука Норы сжала ему член, он улыбнулся. Возможно, вожделение вовсе не было грехом в глазах той, что была его объектом. Он судорожно вздохнул, когда ее рука крепче стиснула его член.