Когда я была молода и привлекательна и успех сопутствовал мне, многие стремились добиться моей любви…
Елизавета 1
Северная Англия. Декабрь 1564 года
Насколько Ориел помнила себя, молодые аристократы обычно смотрели мимо нее, не замечая, словно она была пустым местом И теперь, когда она стала наследницей крупного состояния, ее раздражали их алчные взгляды. Последние восемь лет из своих двадцати она, оставшись без родителей, жила на попечении двух теток, находясь от них в полной зависимости. Они были сущие ведьмы.
В этот холодный декабрьский день, последний день уходящего года, Ориел укрылась от этих фурий в кабинете своего двоюродного дедушки Томаса, в комнате, до потолка забитой книгами, рукописями, диковинными часами и прочими вещами. Когда Ориел вбежала в кабинет, как всегда, запыхавшись от бега по лестнице, она застала его за важным занятием: он давал указания слугам, вешавшим на стену только что приобретенную им картину-портрет королевы Анны Болейн. Встретившись с дедом взглядом, Ориел улыбнулась ему. Томас, вздохнув, покачал головой: он понял, что она вновь прячется от своих теток.
— Малышка, сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не носилась как угорелая по дому. Девушке твоего положения и воспитания не подобает так себя вести.
— Тетя Ливия ищет меня, — ответила Ориел, рассматривая модель печатного станка. Она взяла ее в руки, словно желая узнать, насколько тяжела эта штуковина. — Дедушка, почему вещи падают вниз, а не летят вверх?
Сэр Томас дал слугам знак выйти из комнаты.
— Это что? Твоя очередная загадка?
— Нет, этот вопрос пришел мне в голову только сейчас.
— Ты всегда задаешь вопросы, на которые трудно ответить. Вряд ли ты найдешь себе подходящего мужа, если будешь такой умной.
Ориел перевела взгляд на портрет Анны Болейн.
— А она ведь была умной женщиной, ты сам, дедушка, говорил об этом, и, однако, стала женой Генриха VIII.
— И в конце концов сложила голову на плахе. Сэр Томас, покряхтывая, опустился на стул. У Ориел его солидный возраст вызывал чувство восхищения и преклонения: старик так много повидал и испытал за свои шестьдесят с лишним лет. Худой, как жердь, он ходил прямой, негнущейся походкой, его кожа была почти прозрачной, руки подрагивали, но он мог, приложив гусиное перо к бумаге, писать четким, каллиграфическим почерком. В детстве он учил ее греческому и латинскому и утешал, когда она получала от тетки Ливии подзатыльники за свой острый язычок, или же когда тетка Фейт делала предметом насмешек ее непокорные темно-рыжие кудри.
— Бог даст, дедушка, мне повезет больше, чем королеве Анне.
С нижнего этажа раздался голос Ливии, извергающей проклятия.
Сэр Томас взглянул на Ориел.
— Эта брань не для твоих ушей.
— Она хочет, чтобы я носила юбку с фижмами и корсет. — Сморщив носик, Ориел взглянула на свое незатейливое, но зато удобное шерстяное платье. — И еще хочет, чтобы я надела шелковое платье. Вот я и попросила Нелл сказать ей, что я отправилась на прогулку верхом. Думаю, сегодня должен приехать еще один кандидат в женихи. Дедушка, мне до смерти надоели все эти смотрины.
Сэр Томас нагнулся и поднял с пола свой дневник-толстую тетрадь в кожаной обложке, украшенной золотистыми дубовыми листьями.
— Будь терпеливой. Некоторые девушки расцветают позже других. Ты еще дождешься своего часа. Ориел опустила глаза.
— Дедушка… — Она собралась с духом. — Ты же знаешь, мне уже двадцать лет, и никто еще не пытался поцеловать меня. Наверное, я не такая, как все.
Томас сделал знак внучке подойти ближе и нежно похлопал ее по руке.
— Это, наверное, ужасно: видеть, что молодые люди не проявляют к тебе внимания.
Ориел молча кивнула.
— На мой взгляд, ты очаровательна.
— Ты на самом деле так думаешь?
— Клянусь.
— Даже если я не облачаюсь в парчу и шелка?
— Даже без них. Но несколько новых платьев тебе не помешают, — сказал Томас. — То, что на тебе, стягивает грудь, девочка, делает ее плоской.
Ориел поспешила перевести разговор на другую тему.
— Расскажи мне о своей новой картине. Ты ведь знал королеву Анну много лет назад?
— Да, — Томас откинул голову на спинку стула и взглянул на портрет. — На картине этого не видно, но в жизни Анна Болейн отличалась пылким темпераментом и отменным бесстрашием. Наша добрая королева Елизавета похожа на нее. Ум и отчаянный характер Анны покорили сердце старого короля Генриха.
Томас вздохнул и взглянул на Ориел. Прошло какое-то время, прежде чем он вновь заговорил.
— Но ее сердце принадлежало другому. Его звали Генри Перси, упокой Боже его душу.
— Что это за история? — спросила Ориел. Она никогда не слышала об этом.
— Подробностей уже не помню. А не рассказывал ли я тебе об одном замечательном итальянце — да Винчи?
— О-ри-ел!!!
— О Боже, она идет сюда!
Торопливо поцеловав дедушку Томаса, Ориел выбежала из комнаты. Промчавшись по гостиной и небольшому коридору, она через черный ход сбежала вниз. Затем, довольная, что ей удалось ускользнуть от тети Ливии, быстро проскочила схваченную морозцем лужайку у восточного крыла Ричмонд-Холла и вновь юркнула в дом.
Подкравшись к ступенькам парадной лестницы, она глянула вверх, заметив, как мелькнул на лестничной площадке и скрылся краешек юбки тети Ливии. Ориел, крадучись, стала подниматься вверх по ступенькам. Проскользнув в свою комнату на третьем этаже, она схватила новую накидку, отороченную беличьим мехом, и снова помчалась вниз. Спускаясь, она слышала, как громко ругалась Ливия в кабинете дедушки Томаса. Когда-нибудь Ливию хватит удар из-за ее же собственной злости.
