Леди Смелость - [117]

Он пожал плечами.

— С точки зрения папистов — да. Но по-моему, наши душевные устремления имеют для Бога большее значение, нежели внешние атрибуты нашего служения Ему.

— И вы даете это признание мне? — Сейчас Нора в полной мере осознала, что сделал Кристиан. Страх охватил ее, а вслед за страхом гнев. Она скомкала пергамент в кулаке и принялась колотить Кристиана по руке. — Вы что, лишились разума? Что нашло на вас? Зачем вы это написали?

Обежав вокруг чана, она поднесла пергамент к пламени свечи, положила его в углубление подсвечника и не сводила с него глаз, пока не убедилась, что он превратился в пепел. Затем повернулась к Кристиану и погрозила ему пальцем:

— Никогда больше не делайте ничего подобного, Кристиан де Риверс.

— Ты не понимаешь.

— Да, я редко когда понимаю резоны дураков.

— Выслушай меня.

— Доверить такое бумаге, Господи, спаси нас и помилуй.

Он склонился над ней и, взяв за руку, поцеловал кончики пальцев.

— Ты не поняла главного. Я доверил тебе свою жизнь.

Повернув ее руку, он стал водить губами по ладони. Она смотрела на его опущенную голову.

— Доверили мне свою жизнь?

— Да, в уверенности, что ты не воспользуешься этим во зло.

— Но мне бы такое и в голову не пришло.

Из-за пережитого потрясения Нора плохо соображала. Она никак не могла понять, зачем Кристиан дал ей оружие против себя. Разве могло у нее хоть на минуту возникнуть желание поставить под угрозу его жизнь?

— Возможно, я был излишне драматичен, — сказал он. — Я подумал, тебе будет приятно сознавать, что моя жизнь находится у тебя в руках, висит, можно сказать, у тебя на поясе.

Глаза ее широко раскрылись, и она сердито выкрикнула:

— Это невероятно! Мне это совсем не нравится. Это отвратительно!

Усмехнувшись, он отвесил ей поклон:

— Прошу прощения.

Она дернула мужа за ухо.

— Ох!

— Послужит вам уроком, пустая башка. Вы не написали чего-нибудь еще в этом роде?

— Нет.

— И не надо.

— Хорошо, маленький дракон.

— Дайте мне молитвенник.

Взяв молитвенник, она положила его в висевший на поясе кошелек.

— Теперь, по крайней мере, вам не придет в голову написать еще одно сумасшедшее признание и спрятать его в этом тайнике.

Она открыла дверь буфетной, намереваясь уйти, но Кристиан опередил ее и преградил путь, встав в дверном проеме. Она уперлась грудью ему в руку и принялась толкать его. Наклонившись, он шепнул ей:

— Теперь, если я захочу спрятать что-нибудь в молитвеннике, мне придется снять его у тебя с пояса, любовь моя.

Она почувствовала на талии его руку. Рука скользнула вниз якобы в поисках кошелька.

— Где он? — спросил Кристиан, ощупывая ее бедра.

Рот у нее открылся, и она чуть не задохнулась, когда он просунул руку ей между ног. Оттолкнув его, она выбежала из буфетной.

— Вернись, жена. Я не нашел свой молитвенник, а у меня вдруг возникло желание. Помолиться, я имею в виду.

Впервые за много недель его слова вызвали у Норы улыбку. Она ускорила шаги, услышав, как хлопнула дверь в буфетную.

— Нора, — снова позвал он, — маленькая плутовка, вернись и дай мне молитвенник.

Подняв юбки, Нора припустилась бегом и, пробежав через весь дом, выскочила в садик целебных трав и спряталась там за грядкой с наперстянкой. Кристиан пронесся мимо и помчался к реке. Когда он скрылся из вида, она встала и посмотрела ему вслед. Как ни странно, а это преследование привело ее в состояние приятного возбуждения.

В последующие две недели страх Норы перед мужем поуменьшился. Возможно, потому что он засыпал ее дорогими подарками, от которых она, правда, отказывалась. А может, этому способствовала его привычка затягивать непристойную песенку всякий раз, когда она о чем-то задумывалась, или то, что он мгновенно сбивался с мысли, если ловил на себе ее взгляд.

Она поймала себя на том, что часто на него смотрит. Она считала, что ей уже никогда не захочется на него смотреть, но в последнее время его губы стали притягивать ее взгляд. Губы у него были темно-розовыми. Она знала, что они теплые и мягкие, помнила, что при его поцелуях ей казалось, будто его губы развязывают какой-то узелок у нее между ног.

Все чаще и чаще ей приходили в голову подобные мысли. Она пришла к выводу, что Кристиан специально внушает ей такие мысли своими песенками и подношениями.

Он часто расхаживал перед ней как петух, красующийся перед курами, хотя, в отличие от петуха, не столь явно демонстрировал свои достоинства. Он выходил к завтраку в одной рубашке, штанах в обтяжку и сапогах. Его рубашки, сшитые из тончайшего шелка или батиста, были свободного покроя, но все равно прилегали к плечам и рукам так, что подчеркивали их мускулистость, вызывая у Норы желание разорвать белую ткань и прикоснуться к обнаженной плоти. Если бы только она перестала бояться.

В этом- то и была беда. Она осталась все той же Норой — робкой, обуреваемой страхом, что в один прекрасный день Кристиан вновь превратится в чудовище. Она была способна проявить мужество ради Артура, и она поклялась, что никогда не даст его в обиду. Но преодолеть страх ради себя самой — это было совсем другое дело.

Она колебалась — с одной стороны ей хотелось отбросить свою настороженность, с другой, она боялась, что, сделай она это, и ей снова причинят боль, которой на этот раз она не вынесет. Но собственные сомнения и колебания не мешали ей видеть, что Кристиан страдает. Блейд не солгал, сказав, что он почти ничего не ест.