Леди на монете - [96]

– Значит, мне будет еще труднее, – честно призналась Фрэнсис. – Когда я вспоминаю прошлое, – правда, тогда я совсем не думала об этом – мне казалось, что лишь немногие женщины относились ко мне хорошо. Но зато их мужья – всегда!

Леннокс рассмеялся.

– Думаю, что вас не слишком волновало, как к вам относились жены. Но даже и вы вынуждены будете признать, что О'Брайен – крепкий орешек, который не поддается женским чарам. Впрочем, если он вообще мужчина… Честно признаться, он и Кейт – малосимпатичная пара.

– Тогда давайте не приближаться к ним!

– Если бы у меня была хоть маленькая надежда на то, что вам удастся завоевать их симпатию, это было бы совсем не так плохо. Дело вот в чем, моя ненаглядная. Если нам не посчастливится иметь собственных детей, сына, единственное, что я смогу вам оставить – долю в Кобхеме и в шотландских землях.

– Перестаньте! – крикнула Фрэнсис, и ей показалось, что цветущий сад, по которому они гуляли, мгновенно потемнел. – Если вас не станет, ничто не будет иметь значения в моем одиночестве. Но зачем говорить об этом? Вы молоды и сильны. Мы вместе доживем до глубокой старости.

Она рассмеялась, и солнце снова осветило сад своим ярким светом.

– Я буду formidable[44] старухой! Так и вижу себя: высокая, худая, с крючковатым носом, как у ведьмы!

Он стал потешаться над ней, пытаясь доказать, что нос уже почти такой, как она говорит.

– Раз уж лето кончается, нам лучше всего перебраться в Лондон. Ваша матушка будет рада, если мы поживем с ней в Сомерсетхаус. Кроме того, раз вдовствующая королева в Лондоне, значит, вы повидаетесь с Софии.

– Было бы прекрасно, – ответила Фрэнсис. – Королева Генриетта-Мария не будет обращать никакого внимания на неудовольствие Карла по поводу того, что она принимает нас. Она вообще никогда не страдает, если ссорится с ним. Мы сами сможем держать собственный Двор.

Так они и сделали, к большому неудовольствию Карла, который, узнав об их приезде, сказал, что Фрэнсис не имеет ни малейшего представления о том, как следует себя вести.

– Ни одна девушка не вела себя так и не обращалась с вами менее церемонно. Так, наверное, обращалась бы с вами ваша сестра, живи она в Англии, – заметила королева.

– Не совсем, как сестра, – возразил Карл, которому никак не хотелось признать, что Фрэнсис не поддалась влиянию его мужских чар, но поймал насмешливый взгляд Екатерины и застенчиво рассмеялся.

– Мужчины – тщеславные дураки. Я пытаюсь убедить себя в том, что эта кокетка влюбилась бы в меня, будь я холост.

– Ума не приложу, как она смогла избежать этого, несмотря на то, что вы женаты, – честно ответила ему Екатерина, и этот ответ не только позабавил, но и растрогал Карла.

– Я вовсе не Адонис, – ответил он.

– Адонис всего-навсего глупый мальчишка.

Карл рассмеялся и обнял королеву за плечи. Никто не понимал его лучше, и ни к кому он не был так привязан. Это ужасно жестоко, что ей не суждено было иметь детей, потому что дети могли изменить его. Впрочем, возможно, что это просто ему казалось. С законными сыновьями – одним или двумя – он чувствовал бы себя более уверенно, у него не было бы страха за судьбу династии, потому что его брат Джеймс – папист.[45] Наследника престола должны были бы воспитать в протестантском духе, хоть это и было бы тяжелым испытанием для Екатерины и источником ее постоянных терзаний, так что, может быть, это и к лучшему, думал Карл, который всегда старался найти что-нибудь хорошее в любом несчастье.

Однако его мудрость мало помогала ему в том, что касалось Фрэнсис, по которой он тосковал так, как не тосковал никогда ни по одной женщине. Он до сих пор слышал ее смех и видел перед собой ее лицо. Она обладала даром превращать его в беззаботного юношу, и никому другому этого не дано, даже Нелл Гвин, остроумной, дерзкой актрисе из Друри Лейн. Шутки Нелл веселили его, и Карлу даже казалось, что она неравнодушна к нему, но в ней не было ничего от Фрэнсис – от ее невинности, артистичности и утонченности. Оказалось, что именно эти качества производят на него гораздо большее впечатление, чем он думал раньше. А главной чертой Нелл, хоть и способной и привлечь внимание, и понравиться, была вульгарность.

Ему было гораздо проще не думать о Фрэнсис и в глубине души злиться на нее, когда она жила в Кобхеме, но сейчас ему не давало покоя сознание, что она рядом. Джулия Ла Гарде не раз разговаривала о ней с Екатериной, и иногда до Карла долетали обрывки их разговоров. Девица Ла Гарде пыталась подражать Фрэнсис и соперничать с ней, старалась быть веселой и беззаботной, и находились те, кто считали ее прелестной и восхищались ею, однако Карл не обращал никакого внимания на многозначительные взгляды, которые Джулия бросала на него. Барбара, которая поняла, на что претендует юная Джулия, так же зло копировала ее, как Нелл Гвин – саму Барбару.

Фрэнсис, хоть и было запрещено появляться во дворце, не чувствовала себя забытой: Карлу было известно, что в Сомерсет Хаус часто устраивались приемы. Миссис Стюарт вернулась в Лондон после короткого пребывания во Франции вместе с младшей дочерью Софи, которая уже превратилась в прелестную юную девушку. Придворные, уже успевшие соскучиться по Фрэнсис, наперебой спешили побывать у нее, и Карл, боясь выдать себя, не мог им этого запретить. Он узнавал о переменах, произошедших с Ленноксом, о том, как изменилось его отношение к вину и картам, с тайным неудовольствием и разочарованием. Ничто никогда не заставит его полюбить этого человека. Даже если его и вынудят признать, что у Леннокса есть достоинства, он все равно всегда будет считать его скучным, неинтересным человеком и никогда не поймет, что Фрэнсис нашла в нем.