Мне требовался отдых. И как можно больше.
— Вовсе нет, сударь, просто дурно спала. Я всегда в добром расположении духа, — любезно отозвалась я, даже изобразив вялое подобие улыбки.
Ужасно хотелось зевнуть. Но леди не зевают, тем более, при гостях. Как и не делают еще тысячи иных вещей.
Де Ла Серта пробормотал «холодная рыба» и продолжил легкомысленный флирт с Эммой. Смотреть на это было попросту мучительно.
— Тебя отвести наверх, Первая? — заметил мою усталость и мои муки Эдвард, ласково прикасаясь к руке.
Я благодарно кивнула и прошептала.
— Да. Больше уже не выдержу… Не хочу…
Не хочу видеть, слышать, знать… Пусть делают, что пожелают. Мне нужно просто немного поспать.
— Прошу простить нас, господа, — окликнул братьев Де Ла Серта мой Второй. — Еве придется нас покинуть.
Судя по взглядам, грустить без меня никто не собирался. Пусть и попрощались мы с показной сердечностью.
Брат довел меня до дверей спальни, а после того вернулся в гостиную, чтобы продолжать присматривать за младшей. Сыновья посла, разумеется, джентльмены… Но красота сестры так совершенна, что лучше не надеяться на чужое благородство.
Да и мне безумно не хотелось, чтоб между Эммой и Мануэлем произошло хоть что-то. Пусть подобный исход и был неизбежен.
Сны мне снились беспокойные, странные, я видела то самое зеркало, видела, как оно, разбитое мною, собиралось из кусочков. И слышала голос… Тот самый голос, что так напугал Марисоль Де Ла Серта. Голос раз за разом твердил «Никому не разрубить этот узел».
А я чувствовала, как на моей шее затягивается то самое жемчужное ожерелье.
Сон и явь переплелись, смешались… Я уже не могла отличить одно от другого.
Создатель, неужто я не просто спасла Де Ла Серту, а еще и забрала себе его смерть?
Холодные, как лед, жемчужины прикасались к коже… И это было самое омерзительное ощущение из тех, что мне доводилось чувствовать в своей жизни…
Вряд ли я когда-то снова буду надевать жемчуг.
— Ты не разрубишь этого узла, цыганка. Я получу того, кто мне обещан, — произнес голос. И ожерелье лопнуло.
Я проснулась в темноте, не решаясь лишний раз вдохнуть, шелохнуться.
Какое счастье, что с самого детства я завешиваю на ночь зеркала…
Он знает обо мне, тот, кто проклял Мануэля Де Ла Серта. Знает, и готов схватиться с противницей за того, кого считает своею добычей. Радовало только лишь, что этот колдун, похоже, не подозревает, будто пошедшая против его воли цыганка не совсем цыганка.
На следующее утро меня навестил и отец, который до этого милостиво позволил мне отдохнуть. Я и так ждала его. Вряд ли лорд Дарроу мог пожелать удовольствоваться теми обрывками информации, которыми обладал Эдвард.
— Ева, ты выглядишь измученной, — отметил отец, сразу как только вошел. — Ты не должна делать подобного для чужого человека.
Подозреваю, что он еще мягко выразился.
Папа сел подле меня на кровати и ласково погладил меня по голове.
Всхлип я удержала в последний момент. Он уже готов был вырваться из горла. Рядом с отцом я всегда чувствовала себя вновь слабым ребенком.
— Он мне не чужой, папа…
Отец вздохнул.
— Бедный ты мой ребенок…
Сколько бы лет мне ни исполнилось, я все равно останусь для родителей любимой маленькой девочкой и никак иначе.
— Я все надеялся, что ты сказала правду о том, что не испытываешь чувство к Мануэлю Де Ла Серта… Пусть твоя мать и сразу заявила, что ты влюблена в него. Пора бы уже привыкнуть, что Кэтрин редко ошибается, когда дело касается детей.
Маме все известно… А я наивно считала, будто только Эдвард узнал о моей склонности к сыну иберийского посла. Матушка лет с пятнадцати не вмешивалась в нашу Эдвардом жизнь, отдав все на усмотрение отца. Ее внимание и требовательная, местами даже суровая, забота целиком доставалась Эмме. Не потому что нас не любили, сердце леди Кэтрин Дарроу было достаточно большим, чтобы в нем хватило время всем детям.
Просто нас с братом сочли достаточно взрослыми, чтоб работать на благо семьи под началом отца.
Однако, как оказалось, матушка не упускала из внимания никого и ничего.
— Ева, надеюсь… ты не пыталась его приворожить? — осторожно поинтересовался батюшка.
Думаю, выражение лица у меня лица у меня было очень уж возмущенным, потому что папа быстро добавил:
— Не обижайся, моя милая, порой женщинам отказывает всяческое благоразумие, когда речь заходит об их сердце…
Да… Как когда-то оно отказало Эбигэйл Грей, в девичестве Оуэн, племяннице отца. Эту историю до конца мне никто не рассказывал. Вероятно, чтобы уберечь репутацию миссис Грей и то уважение, которое я к ней испытывала… Но и того, что удалось выведать у старших, оказалось достаточно, чтобы у меня не имелось сомнений поводу того, кто поколебал веру отца в рассудительность молодых девушек.
— Я никогда бы не обиделась на тебя, папа. И также я бы никогда не поступила так дурно с человеком… человеком, которого люблю.
Ну вот, слово и сказано. Теперь моя семья, вся, за исключением разве что Эммы, уведомлена о том, что я безнадежно влюблена.
Надеюсь, это не слишком отразится на отношении родных. Менее всего я хотела, чтоб меня жалели.
— Эмма… — начал было отец.
Закономерно. Моя дорогая сестра, которая также без ума от молодого человека.
