Леди для одинокого лорда - [27]

Гант устало прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Как же хотелось оторваться от всей этой грязи и, хоть на денек, вырваться в Тэнтри! Там сейчас так хорошо… Впереди Радован, а это значит, что в доме полным ходом идет подготовка к празднику. Тремэл, словно воочию, увидел картину: принарядившийся замок, развешенные на окнах разноцветные лоскутки и хрустальные подвески, затопленные во всех комнатах камины, запах меда и корицы, маленькие, хрустящие кейринки, — граф с детства любил это нежное рассыпчатое печенье — и, среди всего этого, — Кассандра.

Уехав из Тэнтри, Гант ни на минуту не забывал об оставленной в замке подопечной. Он каждый вечер связывался с управляющим, и тот подробно докладывал ему все о юной графине. Как себя чувствует, какой у нее аппетит, чем занимается… Тремэла удивил выбор занятий молодой девушки. Просиживать целыми днями в библиотеке, штудируя скучные фолианты… Странные предпочтения… Он тревожился о Кэсси, ему хотелось бросить все и ехать в Тэнтри, но лорд останавливал себя от неразумного шага. К чему может привести его особое отношение к девушке? Только к ненужным проблемам. У них с Кэс разные дороги. У него, кроме работы, в будущем ничего больше нет, а ей предстоит выйти замуж и составить счастье достойному человеку, чему он, Тремэл, всячески поспособствует. Разумеется, это дело не ближайшего времени, девушка еще слишком молода для подобного шага, но, тем не менее, граф распорядился подготовить для подопечной хорошее приданое, а сам уже начал присматриваться к потенциальным женихам Кассандры. Правда, почему‑то, пока не находился достойный кандидат. В каждом лорд находил какие‑то изъяны, препятствующие, по его мнению, счастливой замужней жизни Кэс, но Гант был уверен, что рано или поздно подходящий молодой человек найдется. И старался не замечать, как сжимается сердце при мысли, что юная графиня исчезнет из его жизни. Хотя, нет, почему же? Добрый дядюшка Гант будет дарить подарки ее детям на праздники, и радоваться ее счастью. Только, отчего же столько иронии слышится в этих словах? И отчего внутри остается неприятный осадок, стоит только представить Кассандру в чьих‑то объятиях?..

Встряхнувшись, граф закрыл толстую папку с бумагами по делу маркиза и вспомнил о главной задаче на сегодня. Впереди праздник, а он обещал провести его с крестниками, в замке своего друга, герцога Нортского. Пора покупать подарки маленьким разбойникам. Лорд подхватил со стула небрежно брошенный плащ и вышел из своего кабинета.

— Дядюшка Гант приехал! — разносилось по Норту, и топот сбегающей по лестнице детворы был способен разбудить даже мертвого. На вошедшего в двери замка Тремэла наперегонки неслись его крестники. Дети радостно визжали и торопились обнять своего любимого крестного, а он добродушно посмеивался и безропотно покорялся требовательным объятиям.

— Кёсный, мя, — раздавалось снизу. Это маленький Сэнни изо всех сил тянул пухлые ручонки вверх, неприкрыто намекая, что его надо взять на руки. Его сестра, Санни, висла на шее любимого крестного и без разбора целовала туда, куда могла дотянуться. Старший сын герцога, четырнадцатилетний Данион, с улыбкой наблюдал за буйной радостью младших и, поздоровавшись с графом, забрал у того тяжелую большую сумку. «Подарки» — безошибочно определил мальчик.

— Санни, дай крестному вздохнуть, ты его задушишь, — распорядился Данион, и младшая сестра безропотно разжала руки, обнимающие лорда Тремэла. Она обожала брата и слушалась его беспрекословно, — Сэнни, малыш, отпусти дядюшку Ганта, он снимет плащ и возьмет тебя на руки.

Голубоглазый мальчуган неохотно отцепил ручки от ног крестного и, вздохнув, стал дожидаться, когда же его поднимут высоко — высоко и понесут вверх по огромной лестнице. Тремэл благодарно посмотрел на своего спасителя, не переставая удивляться, какой ладный сын вышел у герцога, и скинул тяжелый меховой плащ. Подоспевшая служанка подхватила холодную с мороза одежду, унося ее для просушки. Вся компания, возглавляемая сидящим на руках у крестного Сэнионом, отправилась в гостиную.

По пути, Александра успела похвастаться выученным на иринейском языке стихотворением, Сэнни, на своем неразборчивом актанийском, без умолку рассказывал о большой горке, с которой катал их Данион, а сам Даня молча улыбался, лишь изредка вставляя небольшие уточнения в восторженные рассказы младших.

— Ну, наконец‑то! — услышали они, едва войдя в гостиную. — Гант, я тебя оштрафую, честное слово! — высокая красивая брюнетка с улыбкой поднялась с кресла и направилась к Тремэлу. — Дети со вчерашнего дня тебя ждут, все окна своими носами протерли, а тебя все нет! Думаешь, легко отбиваться от их вопросов? «Где крестный, когда он приедет?» — передразнила она, и дети весело рассмеялись.

— Мам, ну, неправда, я всего‑то пару раз спросил, — подошел к герцогине Данион.

— Ты — пару раз, а эти разбойники мне весь вечер покоя не давали, — ласково улыбнулась ему мать.

— Алиссия, ты, как всегда, великолепна, — Гант поцеловал руку герцогини и с улыбкой посмотрел ей в глаза. Привычно утонув в их синей глубине, он не торопился отпускать руку жены друга, наслаждаясь теплом долгожданной встречи. Женщина светло улыбнулась в ответ и предложила графу место в кресле у камина. Санни тут же устроилась рядом на ковре, а Сэнни так и не покинул рук крестного, и теперь поглядывал на сестру с превосходством — дескать, видала?