Лед - [5]

Шрифт
Интервал

– Что? – Шон ясно слышал слова, но разум отказывался принимать их.

– Опознание провели этим утром. Это точно он. Мне так жаль, Шон. Я хотел первым сказать тебе об этом.

Парк исчез. Мир Шона сжался до голоса Кингсмита в трубке.

– Из ледника? – Он чувствовал себя тупым и заторможенным.

– Черт. Я знал, что не нужно говорить тебе по телефону, но как еще?

Шон смотрел прямо перед собой как слепой.

– Нет, порядок. Расскажи мне все.

– Я не так уж много знаю. Произошел огромный отёл ледника почти перед самым срубом «Мидгард» – тогда и вынесло его тело. Какой-то круизный лайнер там проходил, и пассажиры все видели. Когда Дэнни вышел посмотреть, его отослала береговая охрана, там все оцепили как на месте преступления…

– Преступления? – Шон овладел собой. – Не было никакого преступления. Это всем известно! – Он кричал, но ничего не мог с собой поделать.

– Шон, мальчик, я пытаюсь все рассказать тебе, послушай меня, пожалуйста. Так это называют для протокола, когда хотят все выяснить. Конечно, преступления не было. Теперь: я знаю, что ты не появлялся там с некоторых пор, но «Мидгард» – это по-прежнему бизнес, могут поползти слухи, так что нужно представить все в нужном свете.

– Можем мы быть уверены, что это Том?

– На сто процентов. Там сразу это предположили, а потом, очевидно, сопоставили ДНК с кем-то из членов семьи.

– Мне никто не сказал. Не позвонил. Говоришь, об этом известно уже два дня?

– Полагаю, тебя было непросто найти в последнее время. Мы знали, что он мертв, но… это все же большой шок. – Кингсмит немного помолчал. – Шон?

Он устремился подальше от людей, приближавшихся к нему, в сторону большой поляны, забыв о лошадях.

– Да, мы знали.

Он опустился на колени в красноватую от пыли траву.

– Шон, – сказал Кингсмит мягче и тише, – пока тело не оплакано, души остаются в лимбе. Они не могут уйти дальше.

Шон почувствовал, что пальцы его правой руки горят точно на морозе, и зажал их левой подмышкой. Он дрожал, но не от холода.

– Дэнни должен был мне позвонить.

– Я сам хотел сказать тебе. Я все узнал только потому, что позвонил ему по одному делу.

– По какому?

– Слушай, я тебя полностью понимаю, почему ты там не появлялся. Но тебе нужно многое доделать, а сейчас неподходящее время. Я рад, что тебе снова это интересно, но у тебя есть великолепная команда, которая заботится об этом, так что пока даже не волнуйся.

– Я должен был помочь вытащить его. Я должен был находиться там.

– Ты ничего не можешь поделать – все уже идет своим чередом. Ты не был ближайшим родственником, но я думаю, с тобой свяжутся, чтобы, наконец, провести похороны. И дознание, но это отдельная тема.

– Дознание? – Слово казалось жутким. – Но мы знаем, что произошло, я уже все рассказал, мы это уже прошли.

– Знаю, но так положено при возвращении тела домой. Что в Штатах, что в Великобритании – простая формальность. Я буду рядом с тобой, обещаю… Шон, ты слышишь меня?

– Да.

Над ним пульсировало серое небо.

– Ты сейчас иди домой, к Мартине. У нее голова хорошо варит, она знает, что делать. Шон, скажи что-нибудь.

– О чем ты говорил с Дэнни?

Он услышал, как Кингсмит хохотнул.

– Мальчик, ну ты и настырный. Но мне это нравится. Хорошо, mea culpa[4], я устроил ретрит[5], совсем маленький и в последнюю минуту, одолжение для друга. Я увидел брешь в графике, и он платит по высшей ставке. Но сейчас вряд ли время…

– Я пока еще гендиректор. Все проходит через меня.

– Ну, если ты можешь думать об этом в такой момент, тогда ты правильный человек для этой работы. Я все понял. Шон, ты сейчас потрясен, но я надеюсь, ты меня слышишь: тебе нужно поговорить с твоим другом в Осло, чтобы не позволять кораблям подходить к вилле «Мидгард» – это важно…

Разговор оборвался – именно так Кингсмит обычно прощался, – и французский рэп снова затопил мозг Шона. Он сорвал наушники и понял, что сидит один на поляне Гайд-парка в красной пыли. Он дрожал, его лихорадило.


Мартина была в душевой, когда вошел он, насквозь мокрый, словно из-под дождя. Он зашел под душ прямо в одежде и обнял ее. Она улыбнулась, закрыв глаза, а потом увидела его искаженное лицо.

– О боже, что случилось? Что-нибудь с Рози?

Он уперся головой в стену, по которой стекала вода.

– Нашли Тома.

– Всё! Иди сюда.

Она обняла его, стоя с ним под горячим душем, и стала раздевать его. Выпихнув одежду из душевой, она обняла его и не отпускала, пока он не перестал дрожать, а потом выключила воду и помогла ему выйти и накинуть халат. Когда она надевала платье, он пошел на кухню. Она направилась за ним, смотрела, как он вынимает из холодильника водку и наливает щедрую порцию в стакан.

– Не надо, – сказала она. – Давай лучше без этого.

Он выпил, убрал бутылку. И рассказал ей во всех подробностях о звонке Кингсмита и о том, что знал, в том числе и о дознании. Мартина медленно кивнула.

– Мне так жаль, милый. Но Джо абсолютно прав: теперь наконец все разрешилось, и если будет дознание, мы через это пройдем. Мне нужно продумать это. Прежде всего я составлю заявление от твоего имени, а потом у нас еще останется время.

Шон слушал, глядя, как она расхаживает по гардеробной, собираясь на работу, и размышляет вслух. Джо был прав, голова у нее варила что надо, на нее можно было положиться, она знала, каким журналистам следует доверять, какие приглашения отменить, чтобы они могли побыть вдвоем и переварить все это…


Еще от автора Лалин Полл
Пчелы

Флора-717 – работник низшего уровня в пчелином улье. В тоталитарном обществе каждый должен быть готов пожертвовать всем ради Королевы. А нужно еще пережить религиозные чистки и атаки жестоких ос. Когда улью грозит опасность, Флора, неожиданно для себя самой, совершает один храбрый поступок за другим, поднимая свой статус и узнавая зловещие секреты, на которых держится устройство улья. Флоре позволяется все больше и больше, пока она не решается нарушить самый главный закон улья. «Пчелы» – это гремящий дебют в духе «Рассказа Служанки» и «Голодных игр», который потрясет ваше воображение.


Рекомендуем почитать
Воспоминания Калевипоэга

Энн Ветемаа известен не только эстоноязычным читателям, но и русскоязычным. Широкую известность писателю принес в 1962 году роман «Монумент», за который Ветемаа получил всесоюзную Государственную премию. Режиссер Валерий Фокин поставил по книге спектакль в московском театре «Современник» (1978), в котором главную роль сыграл Константин Райкин. Другие романы: «Усталость» (1967), «Реквием для губной гармоники» (1968), «Яйца по-китайски» (1972).


О головах

Книга содержит маленькие романы "Монумент" и "Яйца по-китайски", две пьесы "Ужин на пятерых" и "Снова горе от ума" известного эстонского писателя.


Вот увидишь

Жизнь для героя нового романа Николя Фарга «Вот увидишь» (русский читатель знает автора по книге «Ты была рядом») распалась на до и после. Еще утром он занудно отчитывал сына за крошки на столе, пристрастие к рэпу и «неправильные» джинсы. И вдруг жизнь в одночасье превратилась в источник неиссякаемой боли.Несколько недель из жизни отца, потерявшего сына-подростка, который случайно попал под поезд в метро. Это хроника горя и в то же время колоссальный жизненный урок.


Могила Греты Гарбо

Этот роман удивительно похож на японскую акварель или на старое, чуть пожелтевшее от времени фото, на котором сквозь паутину времени проступает лицо неземной красавицы. На его страницах оживает тайный мир звезды мирового экрана — великой и божественной Греты Гарбо.Автор романа Морис Одебер не ставит своей задачей рассказать нам всю правду об актрисе. Для него она навсегда остается недосягаемой, а ее тайны — непознанными. Поэтому Одебер только очень деликатно прикасается к эпохе Греты Гарбо, словно к тонкому лучу, вобравшему в себя свет ушедшей звезды.Морис Одебер — преподаватель философии, актер, режиссер, автор более пятидесяти пьес и двух романов.


Лучшие годы - псу под хвост

Какие основания у критики считать, что «Михала Вивега можно издавать в два раза большим тиражом, чем других прозаиков»? Взрывной стиль прозы Вивега и широкая палитра типично чешского юмора сделали его самым читаемым автором, воссоздающим в излюбленной для него форме семейной хроники поворотные события недавнего прошлого Чехии.


Падение Трои

Блестящий исторический роман Акройда изобилует тайнами и интригами, мистическими и экстремальными происшествиями. События, разворачивающиеся на раскопках античной Трои, по накалу страстей не уступают захватывающим эпизодам гомеровской Илиады.Смело сочетая факты и вымысел, автор создает яркий образ честолюбивого археолога-фанатика с темным прошлым и волнующим настоящим. Генрих Оберманн — литературный двойник знаменитого «первооткрывателя Трои" Генриха Шлимана. Как и положено авантюристу мирового масштаба, в его прошлом загадочный брак с русской женщиной и нечистые операции в золотых песках Калифорнии, а в настоящем — не менее масштабные авантюры, неумеренные амбиции и юная жена — наследница захватившей душу Оберманна древней культуры.Во время раскопок легендарного города смешиваются реальные артефакты и фальшивки, холодящие кровь истории и искусная ложь.


В самой глубине

Для Гретель слова всегда были настолько важны, что в детстве она вместе с матерью даже изобрела язык, который стал их собственным. Теперь Гретель работает лексикографом, обновляя словарные статьи. Она не видела мать с 16 лет, когда они жили в лодке на оксфордском канале. Воспоминания о прошлом, давно стершиеся, после одного телефонного звонка внезапно возвращаются: последняя зима на воде, загадочный сбежавший мальчик, странное неуловимое существо, живущее на реке. «В самой глубине» – вызывающий дебютный роман с сюрреалистической, жуткой атмосферой.


Бруклинские глупости

Натан Гласс перебирается в Бруклин, чтобы умереть. Дни текут размеренно, пока обстоятельства не сталкивают его с Томом, племянником, работающим в букинистической лавке. «Книга человеческой глупости», над которой трудится Натан, пополняется ворохом поначалу разрозненных набросков. По мере того как он знакомится с новыми людьми, фрагменты рассказов о бесконечной глупости сливаются в единое целое и превращаются в историю о значимости и незначительности человеческой жизни, разворачивающуюся на фоне красочных американских реалий нулевых годов.


Небесные тела

В самолете, летящем из Омана во Франкфурт, торговец Абдулла думает о своих родных, вспоминает ушедшего отца, державшего его в ежовых рукавицах, грустит о жене Мийе, которая никогда его не любила, о дочери, недавно разорвавшей помолвку, думает о Зарифе, черной наложнице-рабыне, заменившей ему мать. Мы скоро узнаем, что Мийя и правда не хотела идти за Абдуллу – когда-то она была влюблена в другого, в мужчину, которого не знала. А еще она искусно управлялась с иголкой, но за годы брака больше полюбила сон – там не приходится лишний раз открывать рот.


Лягушки

История Вань Синь – рассказ о том, что бывает, когда идешь на компромисс с совестью. Переступаешь через себя ради долга. Китай. Вторая половина XX века. Наша героиня – одна из первых настоящих акушерок, благодаря ей на свет появились сотни младенцев. Но вот наступила новая эра – государство ввело политику «одна семья – один ребенок». Страну обуял хаос. Призванная дарить жизнь, Вань Синь помешала появлению на свет множества детей и сломала множество судеб. Да, она выполняла чужую волю и действовала во имя общего блага. Но как ей жить дальше с этим грузом?