Лёд и пламень - [16]

Женщина увидела, когда он повернулся к ней, что взгляд у него даже решительней, чем она ожидала. Внезапная вспышка желания пронзила ее. Она любила сильных мужчин, таких, которые знают чего хотят. Мужчин энергичных, у которых огонь в груди. И этот, конечно, один из таких.

— Дело не только в отеле, — проговорил он, и голос его стал еще более твердым. — Но и в тех последствиях, которые проистекают от этого. Он ведь… — Морган вдруг остановился и покачал головой. Задумчивая улыбка пробежала по его лицу и исчезла. — Извините. Я слишком увлекаюсь, я знаю.

Женщина ласково сжала его руку.

— О нет! Рассказывайте, я слушаю. За этим ведь еще что-то есть, не так ли? — вкрадчиво нажимала она, и Морган быстро взглянул на нее, удивленный ее осведомленностью.

— Да, — согласился он помолчав. — По вине «Джермейн корпорейшн» я лишился моей фермы несколько лет назад. Несколько?.. — Он глухо рассмеялся. — Тому уж больше десяти лет.

Он покачал головой, и глаза его сузились, когда взгляд устремился за окно. Сезон уже кончается, и большинство отдыхающих, любителей зимнего отдыха, скоро разъедутся. Но деятельность «Джермейн корпорейшн» не прекращается. У них есть отели в Киалингтоне и Сагербуше, на двух других курортах. Теперь собираются открыть еще один отель здесь. Морган бывал даже рад, когда Кристофер возвращался домой, в Вермонт. Ему не нравилось, когда тот бывал в Англии, где труднее следить за ним.

— Извините, — грустно пробормотала женщина, поняв, что легкая любовная интрижка совершенно не вяжется с настроением собеседника. А жаль. Он мужчина весьма привлекательный. И, еще раз извинившись, она отошла.

— Вот такие дела, — пробормотал себе под нос Морган, уже забыв про остановившую его женщину. — Вот такие дела.

Йоркшир, Англия

На кухне Брин срезала лишний жир с баранины и положила ее в большую кастрюлю. Кэти наблюдала, как сестра методично чистила и шинковала морковь, лук, пастернак, добавляя все это в тушившееся мясо. Кэти уже заскучала, а ведь не прошло еще и дня, как она вернулась домой. Хорошо бы занести в дневник что-нибудь интересное, подумала она. Ее дневник! Она быстро вскочила со стула и побежала наверх, где тщательно перерыла свои чемоданы. Так и есть, она забыла положить его. О, черт!

Она пересекла лестничную площадку и вошла в комнату сестры. Порывшись в ее столе, нашла листок бумаги. Ей необходимо было записать кое-что из своих мыслей, иначе она просто сойдет с ума от скуки.

Когда Кэти спустилась обратно в кухню, Брин уже кончила запекать яблоки в тесте. А в двенадцать, минута в минуту, ввалились мужчины. С насмешливой улыбкой на губах Кэти видела, как, усевшись с краю стола, близнецы старательно избегают смотреть на нее своими робкими глазами. Ведь для этих неотесанных фермеров она, Кэти Виттейкер, которая уехала в Лондон и стала там фотомоделью, была, наверное, почти что Мэрилин Монро.

— Нам с тобой придется ужинать за рабочим столом, — сказала, Брин, осторожно неся миски, до краев наполненные тушеной бараниной. — Ты не возражаешь?

Кэти взглянула на миски с мясом и овощами, на румяные запеченные яблоки, и в груди у нее заныло от тоски.

— А здесь все по-прежнему, — холодно бросила она и, только когда в кухне воцарилось неловкое молчание, осознала, что сказала что-то не то. — Я имею в виду, — пробормотала она, пытаясь поправить дело, — это неплохо, что никаких перемен. В Лондоне интереснее жизнь, конечно, но дом… это дом.

— Ну вот и хорошо, Кэти, — мягко произнесла Брин. — Мы рады, что ты теперь с нами здесь, в Равенхайтсе. Все у тебя будет хорошо.

Кэти расхохоталась, и тут же прикрыла рот рукой, поняв, что ее смех звучит истерически. Ах ты, глупенькая Брин! Некрасивая, неуклюжая Брин, которая любит холод и овец и бесконечное стрекотание сверчков за печью Увы, Равенхайтс никогда уже не сможет быть ее, Кэти, домом. Зная, что Брин этого, конечно, не понять, Кэти грустно сказала:

— Знаю. Я рада, что вернулась домой. Мне было бы плохо без папы, без тебя, без этого дома. Он как тихая гавань в ужасном мире…

Но голос ее вдруг сделался вялым и поскучнел. Тихая гавань, подумала она, скажи уж лучше, тюрьма.

Джон Виттейкер со скрипом отодвинул свой стул от стола и, подойдя к старшей дочери, ласково обнял ее.

— Все в порядке, девочка. Ты поступила правильно, вернувшись домой, когда мир стал жесток к тебе. Не правда ли, Брайони?

Брин кивнула, но, вглядевшись внимательнее в грустное лицо отца, вдруг с тоской ощутила неладное. Что-то случилось. Что-то ужасное должно было произойти. Но сейчас не время думать об этом.

После этого инцидента Кэти, казалось, немного повеселела и даже поела тушеных овощей, но, как заметила Брин, совсем не притронулась к мясу и яблокам. Мужчины, вдвойне молчаливые и скованные после этой маленькой семейной сцены, поели быстрее обычного и тут же ушли, кивнув на прощание Брин и Кэти.

Брин дождалась момента, когда отец, выйдя, как всегда, последним, надевал сапоги в прихожей, и, подойдя к нему, тронула его та плечо.

— Папа? Что случилось?

— Я тебя не понимаю, девочка, — поднял на нее глаза Джон.

— Папа!.. — ласково настаивала Брин, и он тяжело вздохнул. Ему никогда не удавалось скрыть что-либо от младшей дочери. Ни слова не говоря, он протянул ей письмо.