Лебяжий - [7]

Шрифт
Интервал

– Остаток выплесни.

– Нельзя, деньги плочены, – пробурчал Мурунов, про себя подумав: «Дожился! Бич воспитывает!» Это был поистине странный бич. Он целыми днями торчал на берегу как изваяние. Когда кончались деньги, подрабатывал малую толику, на погрузке и снова бездельничал, но не попрошайничал, не пил. Захаживая сюда, Мурунов все чаще подсаживался поближе.

– Худо тебе живется, – сочувствовал Станеев.

– А тебе?

– Мне средне: стремиться некуда, терять нечего.

– Птичка божия! Зачем присутствуешь на земле?

– Родился, вот и присутствую. И никому не мешаю.

– Под себя живешь, парень.

– Вот ведь какой умник! – насмешливо сощурился Станеев. – Одним словом все объяснил. Под себя... Умник!

– А разве не так? Живешь как ласточка... увидал прутик – в гнездо. Увидал зернышко – склюнул. До других нет дела.

– Предположим, что так. Предположим, что под себя... по методу ласточки. Ты – от себя... что толку? Брюзжишь, пьянствуешь. Как видно, жертвы твои... ни во что не ставят... И тебя самого тоже...

– В морду тебе заехать, что ли?

– Валяй.

Мурунов ударил и тут же захлебнулся соленой кровью. Кулак Станеева на мгновенье опередил его кулак.

– Ну хватит вылеживаться! – встряхнул его Станеев. – Еще подумают, укокошил. А я не рецидивист. Я всего лишь бич.

Протерев ссадины оставшейся водкой, Станеев завел Мурунова в контейнер, уложил на подстилку.

– Спи.

– Не хочу. – Мурунов действительно не хотел спать, но почувствовал: веки отяжелели.

Проснувшись, ощупал себя: все было на месте. В нагрудном кармашке засунут трояк. Видимо, Станеев засунул, сам куда-то исчез. И – вот появился неожиданно через несколько месяцев.

– Вы помните меня? – спросил Станеев, потягивая кофе.

– Смотри ты, какой воспитанный! На «вы» перешел! – Мурунов легонько толкнул гостя, подмигнул.

Станеев рассмеялся. В углах карих, обволакивающих покоем глаз подчеркнулись веселые морщинки.

– Коллективчик у вас – будь здоров! – сказал он, указав на игроков. Игроки спорили. Всех громче братья Никитские.

– Игорь, еще кофейку! – перекрывая спорщиков, крикнула Татьяна Борисовна.

– Осточертели! – подав кофе, сквозь зубы сказал Мурунов.

– Неужто? – притворно удивился Станеев.– А вам так идет... прислуживать.

Водилов захохотал, прихлопывая себя по худым острым коленкам.

Игроки истово хлопали картами. Мурунов под шумок принялся убеждать Водилова, листавшего прошлогодний номер «Искусства кино»:

– Пойми, старик, одному мне не справиться. Вышка и наполовину не готова. А ты умыл руки...

– Я маленький человек... и не ищу славы, – вяло отговаривался Водилов. – Уступаю свою долю тебе.

– Плевать мне на твою долю... – вспыхнул Мурунов. – Я со своей не знаю, как разделаться!

– На славу нельзя плевать, – назидательно проговорил Горкин, зорко следивший за каждым из присутствующих. – Раз плюнешь – отвернется на веки вечные.

– Не встревай, – отмахнулся от него Мурунов. – Без тебя тошно.

– Что, снова жертву не приняли? – усмехнулся Станеев.

– Приносить жертву – великое искусство, – снова подключился Горкин. – Не случайно им занимались когда-то жрецы, самые хитрые из людей... самые искусные.

– Прислушайтесь, – посоветовал Станеев. – По-моему, в этом что-то есть.

– Конечно, есть, – поддержал Водилов. – Вон грузины вина поднесут, обыкновенной кислятинки... но в таком сопровождении, что пьешь и думаешь: дар божий! А мы «Двин» подаем как пойло. Артистичности не хватает.

– Я рассуждениями сыт по горло. Каждый вечер их слушаю, – сердито проворчал Мурунов и оглянулся на игроков, которые снова зашумели. – Надоели смертельно, а приходится из-за Татьяны терпеть. Любит женушка карты.

– Давайте выгоним, – шепнул Станеев. – Я окажу посильную помощь.

– А что, он может, – подтвердил Илья и сердито подтолкнул Станеева. – Ну чего ты? Давай, а то я и без гипноза засну.

– В самом деле умеешь? – заинтересовался Мурунов, который впервые сталкивался с человеком, владеющим гипнозом. А все эти люди, говорили ему, находятся будто бы на особом учете и большей частью выступают в цирке или еще где-то. – По-моему, вы меня берете на утку.

– Я, конечно, не Вольф Мессинг, но попробую... Вон тот человек, я заметил, он вам особенно неприятен... должен вообразить себя на пляже. Ну да, на сочинском пляже. Яркое солнце... песок нагрелся... Ему хочется пить... ну пей... перед тобою вода, – внушал Станеев. Мурунов недоверчиво улыбался, глядя на него, но вдруг заметил, что Горкин стал нервничать, оглядываться, потом схватил отыгранную колоду, отсчитал три карты, небрежно подал невидимой продавщице газировки.– А теперь тебе нужно раздеться... раздеться и выкупаться. Море чудесное, теплое... Какая зовущая волна!.. Раздевайся... Не торопись... успеешь.

Горкин послушно исполнял его команды: пил несуществующую воду, развязывал галстук... в общем, разделся до трусов. Татьяна Борисовна смотрела на него с сочувственным испугом. Братья от души хохотали, ничуть не мешая ему оголяться. И никто из игравших не мог понять, отчего Горкин вздумал вдруг раздеваться, может, затеял какой-нибудь розыгрыш? А он плыл уже то кролем, то брассом, размахивал руками, отфыркивался, потом выбрался на берег и, по-собачьи отряхнувшись, мертвецки заснул.


Еще от автора Зот Корнилович Тоболкин
Грустный шут

В новом романе тюменский писатель Зот Тоболкин знакомит нас с Сибирью начала XVIII столетия, когда была она не столько кладовой несметных природных богатств, сколько местом ссылок для опальных граждан России. Главные герои романа — люди отважные в помыслах своих и стойкие к превратностям судьбы в поисках свободы и счастья.


Избранное. Том первый

В публикуемых в первом томе Зота Корниловича Тоболкина романах повествуется о людях и событиях середины XVII – начала XVIII веков. Сибирский казак-землепроходец В.В. Атласов – главный герой романа «Отласы». Он совершил первые походы русских на Камчатку и Курильские острова, дал их описание. Семён Ульянович Ремезов – строитель Тобольского кремля – главное действующее лицо романа «Зодчий». Язык романа соответствует описываемой эпохе, густ и простонароден.


Пьесы

В сборник драматических произведений советского писателя Зота Тоболкина вошли семь его пьес: трагедия «Баня по-черному», поставленная многими театрами, драмы: «Журавли», «Верую!», «Жил-был Кузьма», «Подсолнух», драматическая поэма «Песня Сольвейг» и новая его пьеса «Про Татьяну». Так же, как в своих романах и повестях, писатель обращается в пьесах к сложнейшим нравственным проблемам современности. Основные его герои — это поборники добра и справедливости. Пьесы утверждают высокую нравственность советских людей, их ответственность перед социалистическим обществом.


Избранное. Том второй

За долгие годы жизни в литературе Зотом Корниловичем Тоболкиным, известным сибирским, а точнее, русским писателем созданы и изданы многие произведения в жанрах прозы, драматургии, публицистики. Особенно дорог сердцу автора роман «Припади к земле», начатый им в студенческие годы, оконченный много позже. В романе заложены начала будущих его вещей: любовь к родной земле, к родному народу. Он глубинный патриот, не объявляющий громогласно об этом на каждом перекрёстке, не девальвирующий святое понятие. В Московском издательстве «Искусство» издан его сборник «Пьесы, со спектаклем по пьесе Зота Тоболкина «Песня Сольвейг» театр «Кармен» гастролировал в Японии.


Рекомендуем почитать
Жар под золой

Макс фон дер Грюн — известный западногерманский писатель. В центре его романа — потерявший работу каменщик Лотар Штайнгрубер, его семья и друзья. Они борются против мошенников-предпринимателей, против обюрократившихся деятелей социал-демократической партии, разоблачают явных и тайных неонацистов. Герои испытывают острое чувство несовместимости истинно человеческих устремлений с нормами «общества потребления».


Год змеи

Проза Азада Авликулова привлекает прежде всего страстной приверженностью к проблематике сегодняшнего дня. Журналист районной газеты, часто выступавший с критическими материалами, назначается директором совхоза. О том, какую перестройку он ведет в хозяйстве, о борьбе с приписками и очковтирательством, о тех, кто стал помогать ему, видя в деятельности нового директора пути подъема экономики и культуры совхоза — роман «Год змеи».Не менее актуальны роман «Ночь перед закатом» и две повести, вошедшие в книгу.


Записки лжесвидетеля

Ростислав Борисович Евдокимов (1950—2011) литератор, историк, политический и общественный деятель, член ПЕН-клуба, политзаключённый (1982—1987). В книге представлены его проза, мемуары, в которых рассказывается о последних политических лагерях СССР, статьи на различные темы. Кроме того, в книге помещены работы Евдокимова по истории, которые написаны для широкого круга читателей, в т.ч. для юношества.


Монстр памяти

Молодого израильского историка Мемориальный комплекс Яд Вашем командирует в Польшу – сопровождать в качестве гида делегации чиновников, группы школьников, студентов, солдат в бывших лагерях смерти Аушвиц, Треблинка, Собибор, Майданек… Он тщательно готовил себя к этой работе. Знал, что главное для человека на его месте – не позволить ужасам прошлого вторгнуться в твою жизнь. Был уверен, что справится. Но переоценил свои силы… В этой книге Ишай Сарид бросает читателю вызов, предлагая задуматься над тем, чем мы обычно предпочитаем себя не тревожить.


Похмелье

Я и сам до конца не знаю, о чем эта книга. Но мне очень хочется верить, что она не про алкоголь. Тем более хочется верить, что она совсем не про общепит. Мне кажется, что эта книга про тех и для тех, кто всеми силами пытается найти свое место. Для тех, кому сейчас грустно или очень грустно было когда-то. Мне кажется, что эта книга про многих из нас.Содержит нецензурную брань.


Птенец

Сюрреалистический рассказ, в котором главные герои – мысли – обретают видимость и осязаемость.