Лебяжий - [5]

Шрифт
Интервал

Раздраженно стукнув кулаком о кулак, Горкин прикусил ус и отвернулся. «Разыгрываете? Ну-ну...»

Мухин едва удержался от улыбки. Он, как и Саульский, легко понял, что главный геолог безмерно честолюбив. Его назначение сюда – превентивная мера против возможного самовольства Мухина. Саульский как бы упреждал Мухина: смотри, приятель, если посмеешь ослушаться – вот преемник. Для него это неплохой прыжок вверх. Это и Горкин прекрасно понимал. Не поставят же начальником экспедиции Мурунова, который совершенно не умеет ладить с людьми! К тому же и за воротник частенько закладывает. Но прогиб обещает столько, что можно рискнуть... то есть посоветовать Мухину пойти на риск.

– Если то, что вы говорили... если возможности прогиба подтвердятся, – начал и тотчас поправился: – Вы понимаете, какой шанс мы упустим?

– Понимаю, милок, все понимаю, – бессильно опустил голову Мухин: мол, понимать мало. Нужно иметь мужество, чтобы плыть против течения.

– Нужно рисковать, Иван Максимович, –голос Горкина стал тих, проникновенен и опахнул такой теплотой, против которой редко кто мог устоять. Голос подталкивал, гладил, обещал...

– Согласен, надо, – будто бы уступил Мухин, и возникла неловкая пауза, которую нарушило неясное бульканье: это смеялся в кулак Мурунов.

Главный геолог, не ожидавший такой легкой уступки, ошеломленно переводил взгляд с одного на другого. С ним ваньку валяли, это ясно.

– Так чего же вы мне голову морочили? – обиженно вскрикнул Горкин.

– Тебе? – удивленно заморгал Мухин и, оглянувшись, точно их могли подслушать, шепнул доверительно: – Это мне заморочили. Так заморочили – себя стал бояться...

И засмеялся. Хорошо засмеялся, бесхитростно. Двое других тоже отозвались смехом.

«Смех смехом, но каждый поступок нуждается в объяснении. Тем более – задержка на Лебяжьем», – задумался Мурунов. Следовало бы подумать о завтрашнем дне, когда потребуют к ответу. А Мухин хохочет. Мальчишество!

– Сердце мое, ты великий изобретатель! – дурашливо шлепнув себя по щекам, Горкин заговорил с нарочитым южным акцентом. – Но и ты пока еще не изобрел перпетуум мобиле. Трактора – не перпетуум. Они ломаются...

– Ну, если не перпетуум, – развел руками Мухин и беспечно улыбнулся. – Тут уж ничего не поделаешь.

– Значит, во всем виновата техника, бездорожье и, скажем, недостаток горючего.

– Техника, техника, – весело подхватил Мухин. – А не люди, ею овладевшие.

2

Прихватив с собой банку растворимого кофе, Горкин отправился к Мурунову.

– Ждем, ждем, – поднялась ему навстречу Татьяна Борисовна и, точно ребенка, взяв за руку, повела к столу. «Какая ледяная рука!» – поежился Горкин от ее прикосновения. А Татьяна Борисовна широким, в каждом углу слышным голосом уже представляла его двум бородачам (одного Горкин знал), братьям Никитским, постоянным партнерам по «пульке». Сам хозяин читал какой-то технический журнал и иногда нетерпеливо поглядывал на дверь. По-видимому, ждал кого-то.

– Вас уже комплект? – разочарованно протянул Горкин, оправляя и без того умело и по моде завязанный галстук. Одевался он броско, но с большим вкусом. Рубашка слепила белизной, костюм, точно подогнанный по фигуре, удачно подчеркивал стройность его хозяина и скрывал то, что не следовало подчеркивать: кривизну непропорционально тонких ног, некоторую полноту в талии и плохо развитые в предплечьях руки.

– Игорь не признает карт, – врастяжку и гнусаво пробубнил один из Никитских, Евгений. Это он расписывал Горкину сибирских глухарей. Сам, впрочем, не убил в жизни ни одной птицы и чрезвычайно гордился этим.

– Отсталый человек, – поддержал его брат. Он то-же собирался когда-то стать геофизиком, как и Евгений, но не прошел в институт по конкурсу, переметнулся в торговый, благополучно закончил его и теперь подвизался в здешнем ОРСе. Была у него поразительная лингвистическая память. Однажды, в Уржуме, поспорил с каким-то заезжим кавказцем, что за три месяца выучит грузинский язык. И ровно в назначенный срок, разыскав грузина на рынке, сказал ему на его родном языке:

– Кацо, уходи из-за прилавка! Твой товар теперь стал моим товаром.

Дядя Георгий, так звали грузина, торговавшего гранатами, повздыхал, почесался, придирчиво проверил – знает ли Валерий что-нибудь еще по-грузински (тот прочел ему две строфы Руставели), и уступил:

– Н-на, торгуй! Больше сюда нэ-э приеду!

Валерий взял у него пяток гранатов, подмигнул и снова затолкал дядю Георгия за прилавок:

– Мы квиты... Честно, честно! Я сэкономил ящиков пять водки... Когда учил – не до питья было.

– Маладец! Красивый язык, да?

– Язык что надо! – Валерий еще и Бараташвили прочел, совсем покорив дядю Георгия. Они стали закадычными друзьями.

– Отсталый!.. – Валерий, в отличие от брата, говорил чисто, внятно, но с легким акцентом. Быть может, сказалось влияние грузинского языка. – Старообрядец... сектант!

«Поразительное сходство! – оглядывая близнецов, удивился Горкин. – Как их только женщины различают?» Компания эта вдруг стала ему симпатична, но не общностью всех собравшихся людей, а тем, что Горкин, не умея объяснить – почему, задав себе этот вопрос, поверил в удачу. Все сбудется, все сбудется...


Еще от автора Зот Корнилович Тоболкин
Грустный шут

В новом романе тюменский писатель Зот Тоболкин знакомит нас с Сибирью начала XVIII столетия, когда была она не столько кладовой несметных природных богатств, сколько местом ссылок для опальных граждан России. Главные герои романа — люди отважные в помыслах своих и стойкие к превратностям судьбы в поисках свободы и счастья.


Избранное. Том первый

В публикуемых в первом томе Зота Корниловича Тоболкина романах повествуется о людях и событиях середины XVII – начала XVIII веков. Сибирский казак-землепроходец В.В. Атласов – главный герой романа «Отласы». Он совершил первые походы русских на Камчатку и Курильские острова, дал их описание. Семён Ульянович Ремезов – строитель Тобольского кремля – главное действующее лицо романа «Зодчий». Язык романа соответствует описываемой эпохе, густ и простонароден.


Пьесы

В сборник драматических произведений советского писателя Зота Тоболкина вошли семь его пьес: трагедия «Баня по-черному», поставленная многими театрами, драмы: «Журавли», «Верую!», «Жил-был Кузьма», «Подсолнух», драматическая поэма «Песня Сольвейг» и новая его пьеса «Про Татьяну». Так же, как в своих романах и повестях, писатель обращается в пьесах к сложнейшим нравственным проблемам современности. Основные его герои — это поборники добра и справедливости. Пьесы утверждают высокую нравственность советских людей, их ответственность перед социалистическим обществом.


Избранное. Том второй

За долгие годы жизни в литературе Зотом Корниловичем Тоболкиным, известным сибирским, а точнее, русским писателем созданы и изданы многие произведения в жанрах прозы, драматургии, публицистики. Особенно дорог сердцу автора роман «Припади к земле», начатый им в студенческие годы, оконченный много позже. В романе заложены начала будущих его вещей: любовь к родной земле, к родному народу. Он глубинный патриот, не объявляющий громогласно об этом на каждом перекрёстке, не девальвирующий святое понятие. В Московском издательстве «Искусство» издан его сборник «Пьесы, со спектаклем по пьесе Зота Тоболкина «Песня Сольвейг» театр «Кармен» гастролировал в Японии.


Рекомендуем почитать
Ястребиная бухта, или Приключения Вероники

Второй роман о Веронике. Первый — «Судовая роль, или Путешествие Вероники».


Ателье

Этот несерьезный текст «из жизни», хоть и написан о самом женском — о тряпках (а на деле — о людях), посвящается трем мужчинам. Андрей. Игорь. Юрий. Спасибо, что верите в меня, любите и читаете. Я вас тоже. Полный текст.


23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

«23 рассказа» — это срез творчества Дмитрия Витера, результирующий сборник за десять лет с лучшими его рассказами. Внутри, под этой обложкой, живут люди и роботы, артисты и животные, дети и фанатики. Магия автора ведет нас в чудесные, порой опасные, иногда даже смертельно опасные, нереальные — но в то же время близкие нам миры.Откройте книгу. Попробуйте на вкус двадцать три мира Дмитрия Витера — ведь среди них есть блюда, достойные самых привередливых гурманов!


Не говори, что у нас ничего нет

Рассказ о людях, живших в Китае во времена культурной революции, и об их детях, среди которых оказались и студенты, вышедшие в 1989 году с протестами на площадь Тяньаньмэнь. В центре повествования две молодые женщины Мари Цзян и Ай Мин. Мари уже много лет живет в Ванкувере и пытается воссоздать историю семьи. Вместе с ней читатель узнает, что выпало на долю ее отца, талантливого пианиста Цзян Кая, отца Ай Мин Воробушка и юной скрипачки Чжу Ли, и как их судьбы отразились на жизни следующего поколения.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.


Жить будем потом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.