Лебединое озеро - [8]

Шрифт
Интервал

А, вместе с тем, его душа, успокоившаяся и поймавшая на загородных и речных просторах низкий темп жизни природы, подавала внутренние посылы, заставляя внимательно присматриваться к мелочам и отрывать взгляд от земли, звала за горизонт и ввысь, в непонятную бесконечность. Иногда он сдерживал себя, чтобы не запеть, потому что супруга не любила его пения, но петь всё равно хотелось, и от этого хотения невольно вспоминались обрывки музыкальных фраз и крутились, крутились и крутились в голове, придавая духу странное осознание отстранённости от мира.

Сегодня по дороге на речку Краснова будил сладко-пряный запах цветущих акаций. Он и раньше заставлял мужчину водить носом, но сегодня показался особенно сильным. Не выдержав, Краснов остановился около одного пахучего дерева, нагнул ветку и принюхался к белому облаку цветов. «Белой акации гроздья душистые / Ночь напролёт нас сводили с ума», — всплыла в памяти фраза известного романса, и весь путь он напевал её про себя, вытягивая звуки, поднимая и опуская внутренний голос до самого тихого трогательного звучания.

Весь день потом, когда заходила речь о театре, — что надеть, пойдём или поедем и во сколько, — приглушенно звучала в его голове музыка про душистые гроздья белой акации, навевая сладкие, как в юности, грёзы…

Нарядные супруги уже собрались выходить из дома, когда Краснова впала в отчаянье, обратив внимание на свои пятки. Огрубевшая на пятках кожа набрала грязи, некрасиво выглядывая из новеньких босоножек. Пришлось раздеваться и оттирать грязь пемзой и жёсткой мочалкой. Заняло это десять минут, но переживаний и эмоций, как всегда, выплеснулось так много, что баюкавшая Краснова музыка сбежала из головы.

До театра они шли пешком. По пути Краснова оглядывалась и заставляла мужа оглядывать её пятки, требуя сказать честно, идут ей босоножки или нет. Открытые туфельки красиво перетягивали ремешками стопы крепких пока ног с упругой кожей, сидели, как влитые, хотя, если быть честным, как она того требовала, капелька дисгармонии присутствовала; изящные босоножки лучше подходили более узким стопам.

Влившись в один из тянущихся к театру, не раз виденных Красновым в прошлом, и уже в этом году ручейков нарядных людей, предвкушающих скорое удовольствие, супруги погрузились в общую благостную атмосферу и смогли, наконец, совершенно успокоиться.

Поднявшись на первый ярус каскадной лестницы, Краснова утянула мужа в сторону, на скамеечку около бассейна с фонтаном, прыскающего вверх на плавно меняющуюся высоту разнокалиберными струями воды, переливающимися в фиолетовой и розовой подсветке. По другую сторону лестницы был точно такой же бассейн с таким же фонтаном. Вдвоём они образовывали большую восьмёрку и наверняка что-то означали. Слияние духовного и материального, мир и гармонию, знак высшей справедливости, символ вечности и бесконечного?

Красновой было не до символов, о которых пробубнил мудрствующий супруг. Она сняла натёршую ноги обувь и массировала ступни в области боковых косточек, блаженно шевеля свободными пальцами. Потом довольно засмеялась, бросив взгляд на соседнюю скамейку, и потолкала локтем мужа, обращая его внимание.

Там три подруги типичной для пятидесятилетних женщин комплекции «с жирком», в богатых платьях и с причёсками из салона, переобували коренастые ножки из легкомысленных «шлёпок» в туфельки на высоких каблучках.

— Тоже надо было в «шлёпках» идти и здесь переобуться. Пятки боялась запачкать, — объяснила Краснова то ли себе, то ли мужу.

— Не знаю, как досижу, — пожаловалась она, еле втиснувшись в босоножки. — На колготки-то они очень хорошо лезут, а на голые ноги — нет.

Небо очистилось от облаков, радуя глубокой синевой. Уставшее за день солнце было пока высоко, но уже перестало припекать. Ветер тоже умерил свою силу. Воздух понемногу наполняла вечерняя прохлада, уже ощутимая в тени театра, у ограды парка, где деревья — прямые стволы и шаровые кроны — замерли, как тянущие подбородок часовые.

Вдоль ограды, вокруг театрального холма, гулял праздный народ. Мамы с колясками, женщины без возраста, с внуками или в компании близ живущих соседок, доедающие мороженое смешливые школьницы, парочки, юные и не очень, с подаренными цветами и без них. Малые дети и подростки женского пола штурмовали травянистые склоны, подбираясь к высоким лестничным парапетам. Шестидесятилетний джентльмен с широким русским лицом и приглаженной крашеной шевелюрой, в купленных за границей шортах и футболке, стремительно, с профессиональным умением, катил на роликах, мягкими движениями уклоняясь от пешеходов. За то время, что Красновы сидели на скамейке, молодой старик на круг обошел других роллеров — стройного мужчину средних лет, кудрявого, русоволосого, с ухоженной седой бородкой, держащего за руку худенькую брюнетку, под стать ему возрастом, сложением, ростом и молодежным «прикидом». Волосы сзади у женщины были уложены в тугой пучок, а у партнёра собраны в развевающуюся на скорости косичку. Колоритная парочка катила размеренно, степенно обговаривая некие важные вопросы, явно недоступные обычному люду.


Еще от автора Иван Алексеевич Алексеев
Чечен

Работа с детьми погибших чеченских милиционеров помогает отчаявшейся русской девушке обрести новые надежды…О деле и долге, о коварстве и благородстве, о ненависти и любви, о низком и высоком, – о смыслах, наполняющих жизнь верой.


Повести Ильи Ильича. Часть 1

Три повести научного сотрудника Ильи Ильича Белкина – размышления о современной силе соблазнов, давно предложенных людям для самооправдания душевного неустройства.Из «Методики» автор выводит, что смысл жизни закрыт от людей, считающих требования явного мира важнее врожденного религиозного чувства.В «Приготовлении Антона Ивановича» рассказывает о физике, всю жизнь оправдывающегося подготовкой к полезной деятельности.«В гостях» показывает душевную борьбу героя, отказывающегося от требований духовного развития ради семейного блага и в силу сложившейся привычки жить, как все.


Повести Ильи Ильича. Часть 3

Смерти в семье и неустроенность детей заставляют героя заключительной повести Ильи Ильича задуматься о непрочности земного благополучия и искать смыслы жизни.Привыкнув действовать решительно, он многое успевает за отпуск. Видит пропадающие и выбирающиеся на прямой путь тропинки. Слышит гул безвременья и отклики живых, ставших мертвыми. Прикасается к силе вихря, несущего волю.Жизненные обстоятельства начинают складываться в его пользу, и он надеется, что если обо всем, что придумано на земле, думать своей головой, и крепко верить в то, что есть в душе с самого детства, то с божьей помощью можно выбраться на прямой путь.


Светлые истории

Повести тревожного 2014 года, выявившего новое наступление Запада на Восток и любовь. Поверхностный и равнодушный взгляд вряд ли посчитает собранные в сборник истории взаимосвязанными. Но взгляд глубокий и добросердечный без труда уловит в них светлую мелодию и манифест любви — в самом широком русском понимании этого слова, когда ожидание, вера, надежда и чувство к милому другу рождают любовь ко всем людям и миру, созвучную высшим сферам.


Херувим четырёхликий

Когда-то херувимов считали символами действий Бога. Позже —песнословящими духами. Нынешние представления о многокрылых и многоликих херувимах путаны и дают простор воображению. Оставляя крылья небесам, посмотрим на земные лики. Четыре лика — вопрошающий, бунтующий, зовущий и смиренный. Трое мужчин и женщина — вестники силы, способной возвести земной престол справедливости.


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.