Лебединая песня - [2]

Шрифт
Интервал

Чтоб, слыша первый вздох призывного томленья,
Я, верный, мог привлечь трепещущий твой стан.
1906
IX.
ДРУЗЬЯМ
Свистит хмельной ямщик под ропот бубенца;
Уносит тройка нас в знакомый путь к цыганам.
Под полостью вино… Вновь песенным обманам
Мы на ночь отдадим беспечные сердца.
На Черной Речке дом. В сугробы у крыльца
Бегут встречать гостей, — прием готов всегда нам.
Уже шампанское струится по стаканам…
И жадно ищет взор желанного лица.
Все песни табора под гуд басов пропойных
Поют цыганочки – и в звуках беспокойных
То вызов, то мольба, то счастья клич, то боль…
От них вскипает кровь ударом волн прибойных…
Бокал давно забыт… О, кос тяжелых смоль!
О, глубь истомных глаз с огнями молний знойных!
X.
ПРОБНЫЙ КАМЕНЬ
Еще тобою полн, томлюсь в бреду счастливом;
Не вижу никого в присутствии твоем;
Стихи, зажженные взволнованным огнем,
И брызжут, и блестят, как искры под огнивом.
Но не стоим ли мы над морем пред отливом?
Где упоенность грез?.. Всё чаще, с каждым днем
Мы, свидясь, ищем слов… Мы время сознаем…
Нет счастья прежнего в блаженстве молчаливом.
Исчезла тайна встреч. И в расставаньях нет
Печали сладостной… Созрел любви расцвет,
И чуется, что страсть, солгав, пойдет на убыль…
Послушай, верить ли угрозам злых примет?
Дай мне уста твои – их спросим!.. И не губы ль,
Всегда правдивые, дадут прямой ответ.
XI.
ПИСЬМО С ЮГА
Как спутник, здесь со мной мой пасмурный недуг –
Утраченной любви привязчивое горе.
С ним сердцу тишь нужна, как иноку в затворе,
А юга блеск и зной в нем будят лишь испуг.
Какой чудесный край! Зубчатый полукруг
Сапфирных гор царит в лучащемся просторе,
Пылает красочно под вечным солнцем море,
Где парус выгнутый под свежим ветром туг.
Везде дыханье роз; и мчатся по ущелью
И вьются лепестки багряною метелью,
И мается земля в томительном жару.
Медовых месяцев хмельному новоселью
Торжествовать бы здесь, где, как в чужом пиру,
Нет места горькому любовному похмелью.
XII.
ОДИНОЧЕСТВО
В природе дремлющей безлюдных побережий,
Угрюм, всегда один, скитался он с утра,
А в синих сумерках садился у костра,
Чиня ослабший лук иль порванные мрежи.
Печально делалось у молчаливой вежи…
О, в одиночестве тоска порой остра!
И снилась женщина, нежнее, чем сестра,
Истомные глаза и голос детски-свежий.
Струился тихий свет из лунного ковша, –
И, полный грез, он брал свирель из камыша,
Тугими пальцами с трудом ища отверстий.
Рождалась песнь… И ночь внимала, не дыша,
Как в страстных жалобах безмолвной душной персти
Молилась, плакала и маялась душа.
XIII.
ХОЛОД
В завьюженной глуши ни праздничного звона,
Ни песни девичьей. Застывший воздух сух,
Наглажен снежный наст; и мертвой мглой набух
Угрюмый низкий свод седого небосклона.
Ворвется ветер в тишь, промчится и с разгона
Поземицей метет с сугробов тонкий пух
Да вдруг угрюмая, как нелюдимый дух,
Слетев, прорежет муть тяжелая ворона.
Урочно месяца проглянет серп кривой.
Идет беззвучно ночь и стелет ужас свой,
Знобит и до костей прохватывает холод.
И если вдруг дохнет тоскливый волчий вой,
То даже радостно, что хоть живучий голод
Еще не побежден в пустыне снеговой.
XIV.
СВИДАНЬЕ
Верхом, Цимисхий ждет у шумных вод Дуная,
С ним пестрая толпа вельмож, солдат и слуг;
Звенит оружие, бряцает сталь кольчуг,
И ржаньем тишина разбужена степная.
Под латами царя одежд парча цветная;
Забрало легкое из тонких светлых дуг
Он поднял, глядя в даль. Там волны режет струг,
Упрямую корму в их пену окуная.
С веслом, как все гребцы, причалил Святослав;
В рубахе с поясом, он прост, но величав, –
К вчерашнему врагу он прибыл безоружен.
В глазах – фиордов синь, за ней – железный нрав;
Навис на ухо чуб, и, сажен меж жемчужин,
В серьге рубин горит, на солнце запылав.
XV.
РАЗРЫВ
Простилась холодно. Враждою губы сжаты…
Рванули лошади, и долго стук колес
Ловил я, глядя в даль. А рядом старый пес,
Обоим преданный, стоял, как виноватый.
Я выстрадал разрыв… Безжалостна была ты…
Но мне свободы миг отрады не принес…
В отлив забудет ли про холод волн утес?
В разлуке каждой есть дыхание утраты.
Как счастье памятно! Как всё полно вокруг
Тобой, потерянный, озлобившийся друг,
От первых светлых дней до горького обмана…
Но вечер грустный гас. Блеснул слезами луг,
И закурилась мгла ползущего тумана,
Как будто дым поплыл свечей, задутых вдруг.
XVI.
ПО ПРОСЕЛКАМ
Качает ровный ход крестьянской одноколки;
Ступает мерно конь, не чувствуя вожжи,
Лишь озабоченно ременные гужи
Поскрипывают в лад с движеньем конской холки.
Я гость в родных местах. Уютные проселки
Так сердце радуют; все, кажется, межи
Я знаю с детских лет. В разливе спелой ржи
Мне вновь по-дружески кивает колос колкий.
А вечер близится. Рассыпалась роса,
Широко разлилась заката полоса
Подтеком розовым линяющего ситца.
Над тайной сумерек пустынны небеса;
Лишь в дальний поздний путь плывет большая птица.
А мне – как хорошо! – до дому полчаса.
XVII.
НА ПЕРЕЛОМЕ
В душе ни ропота, ни горьких сожалений…
Мы в жизни знали всё. Мечтавшийся давно
Расцвет искусств – был наш. При нас претворено
Прозрение наук в триумф осуществлений.
Мы пили творчества, любви, труда и лени
Изысканную смесь, как лучшее вино,
И насладились мы, последнее звено
В цепи взлелеянных судьбою поколений.
Нахлынул мир иной. С ним новый человек.

Еще от автора Георгий Владимирович Голохвастов
Стихотворения и сонеты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Любовный хлеб

Эдна Сент-Винсент Миллей (1892–1950) — первая поэтесса, получившая Пулитцеровскую премию; одна из самых знаменитых поэтов США XX века. Классическая по форме (преимущественно, сонеты), глубокая и необыкновенно смелая по содержанию, любовная и философская лирика Э. Миллей завоевала ей славу уже при жизни.Переводы из Эдны Сент-Винсент Миллей на русский язык немногочисленны. Наиболее удачными были переложения Михаила Зенкевича и Маргариты Алигер.Мария Редькина много лет переводит стихи Миллей. Её работу высоко оценили А. Штейнберг и А. Ревич, чьи семинары она посещала.


Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов (1882–1963) — автор многочисленных стихотворений (прежде всего — в жанре полусонета) и грандиозной поэмы «Гибель Атлантиды» (1938). Чрезвычайно богатое, насыщенное яркими оккультными красками мистическое ощущение допотопной эпохи, визионерски пережитое поэтом, кажется, подводит к пределу творчества в изображении древней жизни атлантов. Современники Голохвастова сравнивали его произведение с лучшими европейскими образцами эпического жанра: «Божественной комедией» Данте, «Освобожденным Иерусалимом» Тассо, «Потерянным Раем» Мильтона.


Рекомендуем почитать
Молчаливый полет

В книге с максимально возможной на сегодняшний день полнотой представлено оригинальное поэтическое наследие Марка Ариевича Тарловского (1902–1952), одного из самых виртуозных русских поэтов XX века, ученика Э. Багрицкого и Г. Шенгели. Выпустив первый сборник стихотворений в 1928, за год до начала ужесточения литературной цензуры, Тарловский в 1930-е гг. вынужден был полностью переключиться на поэтический перевод, в основном с «языков народов СССР», в результате чего был практически забыт как оригинальный поэт.


Нежнее неба

Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А.


Зазвездный зов

Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1940–1950-х гг.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.