Лэ, или Малое завещание - [9]

XVI

Поверь, что я, сойдя в могилу,

Тем облегчу удел живых,

Ничто бы мне не воспретило

Прервать теченье дней своих,

Но ни юнцов, ни пожилых

Не тронет грешника кончина:

Чтоб горы сдвинуть с места их,

Нужна весомее причина.

XVII

Встарь к Александру был в цепях

Доставлен некий Диомед,

Который на морских путях

Разбойничал немало лет.

Теперь пришлось ему ответ

Держать пред судом царевым,

Предвидя, что пощады нет

И будет приговор суровым.

XVIII

Рек Александр в сердцах ему:

«Злодей, как смел ты воровать?»

Пират же молвил: «Не пойму,

За что меня злодеем звать?

За то, что в море баловать

Дерзнул я с малой кучкой татей?

Имей, как ты, я флот и рать,

Сумел бы трон, как ты, занять я.

XIX

Но что поделаешь? Судьбою -

Кто в силах победить ее? -

Был обречен я на иное,

Дурное, грешное житье.

Прости мне воровство мое,

Затем что верно говорится:

«Не может честно жить голье -

Голодному смешно чиниться».

XX

Царь, вняв ему, сказал: «Пират,

Твоей судьбой займусь я сам.

Отныне будешь ты богат».

Так, в назиданье всем ворам,

Тать зажил честно и сынам

Достойное оставил имя,

Как рассказал Валерий нам,

Что был Великим прозван в Риме.

XXI

Когда бы с Александром Бог

Свел и меня, чтоб в полной мере

Вкусить я каплю счастья мог,

Жил по-другому бы теперь я,

И с правильной дороги - верю -

Не довелось бы мне сойти:

Из лесу гонит голод зверя,

Сбивает нас нужда с пути.

XXII

Как я о юности жалею

В печальной старости своей,

Хоть пожил многих веселее!

Как незаметно были с ней

Разлучены мы бегом дней!

Она, умчась развей коня

И птицы в небесах быстрей,

Ни с чем оставила меня.

XXIII

Она ушла, и жизнь влачу я

Гол как сокол и нищ умом,

Кончины горестно взыскуя

С пустой душой и кошельком.

Ни в близких, ни в друзьях - ни в ком

Нет больше для меня опоры:

Как только станешь бедняком,

Все о тебе забудут скоро.

XXIV

Но, право, слишком много я

Не тратил на постель и стол,

Все, что ссудили мне друзья,

Я, как мой жребий ни тяжел,

Сполна вернуть им долгом счел

И не нуждаюсь в оправданье:

Я никого в расход ни ввел,

А нет греха - нет покаянья.

XXV

Да, я любил - молва не лжет,

Влюбляться был бы рад и впредь,

Но сердце мрачно, а живот,

Увы, не полон и на треть.

Тому ж, кто может умереть

От бесконечного пощенья,

На женщин незачем смотреть:

Пустое брюхо глухо к пенью.

XXVI

Когда б я, будучи юнцом,

Так не беспутствовал, о Боже,

Давно бы у меня был дом,

А в доме пуховое ложе.

Но, разум леностью стреножа,

Пренебрегал ученьем я

И вот скорблю, свой путь итожа,

И рвется с горя грудь моя.

XXVII

Я жил, как завещал мудрец:

«Пока ты юн, ликуй душой»,

Забыв, однако, что конец

Цитаты, приводимой мной,

Имеет смысл совсем иной,

С началом мало сообразный:

«Что знаешь в юности шальной?

Лишь сумасбродства да соблазны».

XXVIII

Бежит скорее, чем челнок,

Влачащий нить через основу,

На жизнь отпущенный мне срок,

Как в книге сказано Иова.

И вот уж ткань почти готова,

И замедляет стан свой ход.

Впредь не придется ткать мне снова:

Смерть всем и вся предел кладет.

XXIX

Где щеголи, с кем я кутил

В расцвете юных лет своих,

Кто пел, плясал, шумел, шутил,

Скор на язык, на дело лих?

Уже взяла могила их

И охладелый прах забыт.

Мир опочившим, а живых

Благой Творец да сохранит!

XXX

Из тех, кто здравствует, одни

В вельможи выбились большие;

Живут, влача в печали дни,

Лишь подаянием другие;

У третьих рясы щегольские

От слишком любопытных глаз

Скрывают животы тугие.

Свой путь у каждого из нас.

XXXI

У богатеев есть все блага -

Им многое Творцом дано.

Вот жизнь их и спокойно, благо

Таким на жизнь роптать грешно.

Но к беднякам, как я, должно

Быть сострадание у Бога:

С тех, брюхо чье всегда полно,

Пусть Он и спрашивает строго.

XXXII

У них, что хочешь, то и жри,

Пей, сколь вместишь в себя вина.

Подливы, пироги, угри,

Пулярки, яйца, ветчина -

Чуть перемена подана,

Уже с другой спешит прислуга.

Нам, нищим, челядь не нужна:

Мы сами потчуем друг друга.

XXXIII

Но зря задерживаюсь я

На рассуждениях пустых.

Я не законник, не судья,

И мне ль считать грехи других,

Когда я сам грешнее их?

О Господи, не ставь, прошу,

В вину мне праздность слов моих:

Как выйдет, так я и пишу.

XXXIV

Попам оставим сей предмет -

Есть в жизни вещи поважнее,

Хоть в них приятного и нет:

Ведь речь веду о нищете я.

Она всех прочих бед страшнее -

В нас ею гнев такой вливаем,

Что, выход дать ему не смея,

Мы ввек его не избываем.

XXXV

Я, как отец и дед покойный,

Ораса получивший имя,

Так и не смог зажить пристойно.

Людьми мы были небольшими,

И над могилами простыми

Моих родных, забытых ныне, -

Да смилуется Бог над ними! -

Гербов дворянских нет в помине.

XXXVI

На нищету пеняю я,

А сердце шепчет мне в укор:

«Глупец, о чем печаль твоя?

Что ты считаешь за позор?

Да, ты беднее чем Жак Кёр,

Но лучше уж в рядне ходить,

Чем знать, что, хоть ты и синьор,

Тебе, как всем, по смерти гнить».

XXXVII

Синьор?.. И что теперь с того,

Коль он от всех навек сокрыт?

Прошел, и больше нет его,

Как песнопевец рек Давид.

Но грешник, что во мне сидит,

О том не вправе рассуждать.

Лишь богословам надлежит

В дела подобные вникать.

XXXVIII

Рожден я не от серафима

В венце из звезд, слепящем взоры.

Мертв мой родитель досточтимый,

И прах его истлеет скоро.

А мать уже настолько хвора,

Что не протянет даже год,

Да я и сам, ее опора,

С сей жизнью распрощусь вот-вот.

XXXIX

Я знаю: нищих и богатых,