Лазарев. И Антарктида, и Наварин - [130]

В эту кампанию настало время расстаться с «Азовом». Вместе с другим «ровесником» он отслужил всего четыре с половиной года, против положенных пятнадцати — двадцати лет, и подлежал слому, оказалась гнилой древесина. Лазарев, конечно, возмущался — «деньги, на них употребленные, можно сказать, брошены в воду». Осенью и зимой специальный комитет наконец-то рассмотрел и принял к исполнению почти все дельные предложения Лазарева по улучшению кораблестроения. Среди других мер он настоял на введении в штат линейных кораблей и фрегатов офицеров из корпуса корабельных инженеров. Они должны отвечать за постройку начиная с закладки киля и за всю дальнейшую эксплуатацию судна. Прежде флот принимал безлично корабли, отсюда были и злоупотребления подрядчиков; платили миллионы, казна несла убытки.

Предложения Лазарева комитет волокитил долго. Меншиков представил царю некоторые улучшения, но далеко не все. Николай и этим остался доволен. Меншиков объявил Лазареву монаршую милость: «Ты желаешь знать, зачем я был призван в Петербург? — писал он Шестакову. — Скажу тебе, что существует комитет под председательством адмирала Грейга для улучшения некоторых частей по флоту, но дело идет не совсем успешно. Чем более смотрю на все, тем более удостоверяюсь, что флот наш никогда не достигнет той степени совершенства, в которой он находился. Не слушай ты тех сказок, что у нас теперь много кораблей, а между тем нет того ни духу, ни честолюбия, которые были…»

Нет-нет да и проявлял иногда интерес к флоту мнивший себя знатоком «инженерной части» Николай. Будучи в молодости в Англии, он присматривался к новинкам на судоверфях. Пока не потерял вкус к новшествам и за границей.

Поздней осенью вернулся из Соединенных Штатов Александр Авинов. На верфях Нью-Йорка, Бостона, Филадельфии он интересовался новинками кораблестроения.

— Знаешь, Михаил Петрович, за океаном, в Штатах, зарождается исподволь морская мощь. Американцы настойчиво тратятся на сооружение своего флота. У них преимущество великое, все создают заново, а потому и новинки со всего света у них. Ныне железные суда у них в моде с паровыми машинами.

Внимательно прислушивался, размышлял Лазарев. Нет-нет да и вскинется ревнивым взглядом на пароходики, снующие между Кронштадтом и Петербургом…

Друзья вскоре отпраздновали новый чин — сравнялись они теперь в званиях — оба однокашника носили контр-адмиральские эполеты. А зимой Александр Авинов уезжал к новому месту службы, в Севастополь. Получил назначение командиром бригады кораблей.

— В кои годы теперь свидимся? — грустил Лазарев, провожая друга с семьей.

Как-то тепло, по-семейному, будто родного всегда встречали его, закоренелого холостяка, у Авиловых в Кронштадте. Жена Елизавета Михайловна, дети всегда радовались появлению в доме закадычного, доброго душой друга.

Лазарев загадывал, но не думал, что скоро служба вновь надолго свяжет его с приятелем…

Наступающая кампания 1831 года для Лазарева оказалась последней на Балтике. После Авинова поделился с Андреем мыслями:

— Поляки бунтуют не на шутку, отделяться хотят. Мало того, требуют Литву, Белую и Малую Русь под свою руку, Польшу «от моря до моря».

— Ничего у них не выйдет. Дибич с ними управится, тем более австрияки и Пруссия их в блокаде держат.

— Зато французы с англичанами не нарадуются, что россияне кровь проливают. Мало им этого, так я слыхал, будто Лафайет мутит воду в Курляндии, англичане у финнов. Все бы им забава, лишь бы только Россию потрошить.

В первых числах мая Лазарева вызвали в Морской штаб. Меншиков суховатым фальцетом вещал:

— По донесениям из Гамбурга и Лондона англичане намереваются на купеческих судах контрабандировать оружие и военные припасы, особенно в порт Гамла-Карлеби. Его величество повелели назначить вас командиром отряда для пресечения оного происка. — Меншиков подозвал Лазарева к карте. — Крейсировать надлежит в Ботническом заливе. Инструкцию получите у командира порта.

Отряд из трех боевых судов в середине мая начал патрулирование вдоль Финского побережья, перекрывая вход в Ботнический залив. На грот-стеньге тридцатичетырехпушечного фрегата «Мария» полоскался на ветру брейд-вымпел контр-адмирала Лазарева.

Вопреки ожиданиям все лето патрулирование проходило без эксцессов. Быть может, возмутители спокойствия прознали об усиленной охране морских рубежей, а возможно, их остудили известия о поражении польских повстанцев. Отряд кораблей побывал во всех портах Финляндии, и всюду Лазарева приятно удивляло мирное настроение жителей. Десятки лет не видели они у своих берегов таких грозных военных кораблей. Впечатляло скромное житье финнов, тишина и порядок на улицах и в домах небольших городков. Лазарев даже пошутил и заметил, что можно «заключить, что на них, бедных, просто наклепали».

Плавание обещало закончиться без происшествий, но море есть море.

В начале августа Лазарев получил указание занять позицию на южной параллели от Аландских островов. Места там были каверзные, тут и там шхеры, камни, отмели. 19 августа начался шторм и к ночи море разыгралось. Лазарев приказал всем кораблям убрать паруса и держаться под двумя зарифленными нижними парусами. Шхуна «Стрела» находилась на ветре, в расстоянии полторы мили, а бриг «Усердие» под ветром, еще ближе. С заходом солнца шторм усилился. Флагман каждые полчаса зажигал фальшфейер. Как и положено, бриг и шхуна несли ходовые огни и отвечали командиру отряда с каждой склянкой. После полуночи шторм достиг ураганной силы. Пробило четыре склянки, два часа ночи. На фальшфейер «Марии» ответили оба судна. Вахтенный мичман на «Марии» стал замечать, что огни шхуны начали тускнеть и вдруг пропали. По пятой склянке шхуна на зажженный огонь командира не ответила…