Лавровы - [78]

— Ты просто не хочешь. Теперь я вижу, как ты любишь свою мать. Хорошо, — продолжала она, — мне ничего от тебя не нужно. Но Жилкиным ты достаточно обязан. Для них ты должен все сделать. Гришу надо спасти.

— Ты не понимаешь, — угрюмо сказал Борис.

Клара Андреевна принялась искать пенсне. Но, вспомнив, что пенсне осталось дома, прекратила напрасные поиски. Она не находила слов: она была потрясена жестокосердием сына.

— Боренька, — заговорила она наконец. — Господи, во что ты без меня превратился!

Она заплакала.

Борис молчал. Он понимал, что говорить бесполезно.

— Родной сын не хочет — чужие люди помогут, — трагически сказала Клара Андреевна, оборвав слезы. — Я сама поговорю с Клешневым. Безобразие! Люди использовали Жилкиных, жили на их счет и теперь мучают!

Воспоминание о деньгах, которые он остался должен Наде, резнуло Бориса.

— Я сама поговорю с Клешневым, — повторила Клара Андреевна, удобнее усаживаясь на кровати.

Глядя на нее, Борис думал о том, что мать, которая не видела его столько лет, не задала ему ни одного вопроса о нем самом. Зачем ей знать, что у него погиб самый близкий человек — Мариша? Зачем ей знать, что он и сам чуть не умер? Ей гораздо спокойнее считать, что он «хорошо устроился и сыт».

Заслышав шаги Клешнева, Клара Андреевна засуетилась, поднялась с кровати, оправила юбку и кофту и пошла из комнаты. Борис двинулся вслед за ней.

— Здравствуйте! — сказала Клара Андреевна.

Клешнев вежливо взглянул на нее и поздоровался.

— Боренька посоветовал мне обратиться к вам, — начала она. Этого Борис никак не ожидал. Он хотел возразить, но Клара Андреевна уничтожающе взглянула на него и продолжала: — Я хочу вас поблагодарить за Борю, за все, что вы для него сделали. Я думаю, что вам-то по крайней мере он отплачивает любовью за вашу доброту и заботы. — Борис отвернулся и глядел в окно, терпеливо поджидая, когда кончится эта нестерпимая сцена. — А вот для родных, которые всем для него жертвуют, он палец о палец не ударит, — продолжала Клара Андреевна. — Он отказался помочь, и я сама к вам обращаюсь.

— В чем дело? — спокойно, но резко спросил Клешнев.

— У меня все записано на бумажке.

Клара Андреевна снова стала искать забытое дома пенсне.

— Дайте, я прочту.

— Нет, сначала я вам все скажу, я сначала скажу. — И Клара Андреевна заговорила внушительно: — Вы, молодежь, больше думаете о себе, чем мы, старые люди. Мой муж за таких, как вы, был на каторге, потерял здоровье, силы, умер…

— Ваш муж был политкаторжанин? — спросил Клешнев.

Это несколько обескуражило Клару Андреевну. Она предпочитала избегать таких чересчур официальных и точных слов.

— Он страдал за вас, за народ, — продолжала она, — он еще в институте…

Но Клешнев перебил спокойно:

— Вы начали о каком-то деле…

Клара Андреевна строго взглянула на него:

— Заслуги моего мужа всем известны. А теперь все его имущество, приобретенное страданиями целой жизни, взято каким-то спекулянтом, зубным врачом. Я требую, чтобы мне вернули эти вещи. Кажется, я имею на это право.

— Вы получили деньги за эти вещи? — осведомился Клешнев. — Вы, наверное, продали их перед отъездом?

— Деньги в революцию! — возмутилась Клара Андреевна. — Нет, мы, старые люди, так не рассуждаем. Я уже объяснила Боре.

— Понятно, — усмехнувшись, проговорил Клешнев. — Вы хотите и деньги и вещи. Но это, пожалуй, слишком, если учесть даже заслуги вашего мужа! Подумайте.

Он так произнес слово «заслуги», что Клара Андреевна невольно насторожилась, почуяв недоброе. Она растерянно комкала свою записку, не решаясь передать ее Клешневу. Что-то в тоне Клешнева испугало ее. Вдруг она повернулась и пошла прочь, даже не попрощавшись.

Клешнев жестом предложил Борису проводить ее, но Борис и сам уже взял мать под руку. Добравшись до комнаты Бориса, Клара Андреевна опустилась на кровать и заплакала. Плач понемногу переходил в истерику.

— Мама, не надо, — строго сказал Борис, прошел в прихожую и принес пальто. — В другой раз ты должна мне верить.

Он действовал так решительно, что Клара Андреевна затихла. Борис повел ее домой.

Это было длинное и трудное путешествие. Клара Андреевна останавливалась на каждом шагу и плакала. Было уже совсем темно, когда Борис довел вконец измученную мать до дому. Он сдал ее на руки Юрию, который поздоровался с Борисом как чужой и не пригласил его войти. Жилкин уже спал.

Борис постоял в темной прихожей. Стоны Клары Андреевны удалялись. Громко хлопнув дверью, чтобы услышали и заперли на крюк, Борис вышел на улицу. Он шел быстро. Квартира Жилкиных напомнила ему многое. Вот трамвайная остановка, на которой его сняла военно-полицейская команда, когда он ехал в «Сатурн» с Надей. А вот тут ждала Надя и заплакала, остановив его. Где теперь Надя?

Борис ускорил шаги. Троицкий мост показался ему необыкновенно длинным. Вот и Марсово поле. Тут он бежал от унтера. Как его фамилия?

Борис торопился, словно хотел убежать от воспоминаний. Он не любил напрасно вспоминать.

Но не прошло и недели, как Борис вновь пришел сюда, потому что тяжело заболел Жилкин. Старик умирал от брюшного тифа. Он так осунулся и побледнел, что Борис с трудом узнал его.