Лавка - [197]

Я не сажусь рядом с дедушкой на облучок, я укладываюсь на тряское дно телеги в овсяную солому, рядом со своей дорожной корзинкой. У меня нет сил смотреть, как проплывают мимо знакомые дома, один за другим, знакомые деревья, одно за другим, чтобы там, позади, кануть в прошлое. Я боюсь звуков разлуки. Кроме того, на меня навалился тяжкий груз, а когда лежишь, он кажется легче. Я не могу рассказать дедушке о своих ночных страхах. А родители? Да что они знают про моих братиков Франца и Германа? Я таскаю за собой двух мертвых братьев и не могу никому про них рассказать. Я без устали подыскиваю себе какое-нибудь утешение. Мне припоминается концерт, в котором будет участвовать сотня музыкантов и который я скоро услышу. Я пытаюсь представить себе, сколько места займут сто музыкантов со своими пюпитрами и сколько музыки, сколько сверхмузыки может произвести эта сотня. До сих пор я никогда не слышал больше пяти музыкантов зараз. Радость этого предвкушения мало-помалу убаюкивает меня. Проспав какое-то время, я просыпаюсь от тряски, и во мне оживает воспоминание раннего детства. Тогда дедушка частенько катал меня в своей ручной тележке по ухабистой дороге из Серокамница в Гродок, из Гродка в Серокамниц, а навстречу мне из лесов струилась музыка, сперва простым звоном, потом шла тихая музыка, а под конец — громкая, большая, настоящая. В те времена мне мнилось, будто эту музыку порождает лес, но теперь, сидя на телеге, я вдруг понимаю, что это моя собственная музыка, что она исходит из меня, что я никому ею не обязан, и всего меньше — событиям прошедшей жизни, ибо такой большой музыки я до сих пор ни разу не слышал и, стало быть, не мог сохранить в памяти. Не обязан я этой музыкой и своему будущему, ведь концерт ста музыкантов в Гродке покамест не состоялся. Значит, это музыка мгновения, в котором я живу, мгновения, в котором я уже не там, откуда вышел, но еще не там, куда иду.

Дед Кулька, баба Майка, мальчик Эзау Матт и другие (Послесловие)

Город Шпремберг находится на юго-востоке Германской Демократической Республики, в верхнем течении реки Шпрее (отсюда и его название), неподалеку от границы с Польшей (на востоке) и Чехословакией (на юге). Въезжающих в этот город встречают надписи на двух языках — немецком и серболужицком. Город Шпремберг расположен в области компактного расселения лужицких сербов — численно небольшой западнославянской народности, составляющей единственное национальное меньшинство в ГДР.

Лужицкие сербы (или лужичане; старое немецкое название — венды; в современном немецком языке утвердилось название «сорбы», которым и пользуется Эрвин Штритматтер) проживают сегодня в местности, которая носит историко-географическое наименование Лужица (или Лаузиц); она делится на Нижнюю Лужицу (Нидерлаузиц), где и находится город Шпремберг, и на лежащую южнее Верхнюю Лужицу (Оберлаузиц), где расположен город Бауцен, в настоящее время представляющий собой центр культурной жизни сорбов.

Сорбское население в ГДР насчитывает примерно сто тысяч человек. В прошлом многочисленные сорбские племена занимали обширную территорию, простиравшуюся далеко на север и на запад. Столетиями они вели упорную борьбу с германскими племенами, позднее с прусскими и саксонскими феодалами, под властью которых они оказались, за независимость и культурную самостоятельность; борьба эта временами принимала жестокий и кровавый характер. Столетиями же складывались традиции совместной жизни трудового сорбского и немецкого населения, общей борьбы трудящихся за лучшую жизнь и социальную справедливость. Этот край издавна считался самым бедным в Германии, промышленность в нем развивалась слабо, сельское хозяйство велось отсталыми способами. Земли здесь малоплодородны, полезные ископаемые, если не считать залежей низкосортного бурого каменного угля, почти отсутствуют. Правящие классы Германии — как в годы Вильгельмовской империи, так и Веймарской республики — не были заинтересованы в социальном, экономическом и культурном развитии сорбов. Во время фашизма на сорбское население обрушился жестокий террор, а в годы второй мировой войны готовились планы «окончательного решения вендского вопроса» отчасти путем принудительной германизации сорбов, отчасти их выселения, превращения в рабов и в дальнейшем полного искоренения как «неполноценного народа».

В ГДР сорбы пользуются во всем равными правами с немецким населением, включая право на родной язык, столетиями подвергавшийся гонениям и прямым запретам. Быстро развивается сорбская культура, работают издательства, выходят газеты, существуют театры на сорбском языке и т. д. Лаузиц превратился в индустриальный край, на основе разработок бурого каменного угля здесь создана крупнейшая энергетическая база ГДР. Наиболее значительный современный сорбский писатель Юрий Брезан говорит: «Горный край — на юге, Шпреевальд — на севере, между ними отрезок нашей жизни, а это означает: обреченные на вымирание вне истории, мы обрели право на жизнь в истории, мы принимаем участие в ее созидании, мы ощущаем ее движение. Красота родины глубока, подлинна и совершенна лишь как часть свободной жизни».