Лавка дядюшки Лика - [19]

«Надо помнить одно важное и весьма простое правило, – продолжил дядюшка Лик, рассмеявшись при этих словах. – Каждому десятилетию свойственна своя привычная форма одежды. Например, в середине восьмидесятых в Ташкенте, куда мы сегодня отправляемся, не было той марки джинсов, что одеты на вас, сеньор Конти, и не было маек с таким рисунком и способом его нанесения. То есть, попав туда, вы будете выглядеть словно пришелец или иностранец, что гораздо хуже, поскольку в те годы иностранцев там видели только члены правительства или сотрудники всяческих тайных комитетов, но никак не простые граждане – их за подобные контакты могли легко посадить за решетку. Мы не должны привлекать к себе внимания ради интересов нашего дела, вот почему в этой комнате находится особенный гардероб, где есть все вещи, свойственные тем или иным эпохам. Обозначены они соответствующими табличками и фотографиями людей того времени, а правилами поведения на все случаи вы уже, если можно так выразиться, оснащены. Так что, переодевайтесь в соответствующую времени и месту одежду, и мы отправимся в путь».

Я нашел отсек потайного гардероба с нужной табличкой, после недолгого осмотра надел светлую с каким-то выцветшим рисунком рубашку, брюки из темного и достаточно плотного материала, светлые кожаные туфли с этикеткой Salamander внутри, а на голову мне рекомендовано было водрузить черную четырехугольную шапочку плотного материала, натянутого на картонное основание с белым необычным рисунком. Я, к своему удивлению, знал не только, что называется этот головной убор тюбетейкой, а и то, как его называют в разных частях той страны, куда мы отправляемся, но пока я еще не привык к подобным переодеваниям, потому внутренне проговаривал детали одежды.

Вернувшись в комнату, я обнаружил в ней дядюшку Лика, на котором был надет светлый мешковатый костюм, рубашка-косоворотка, ноги были обуты в коричневые сандалии, а голову венчала светлая в дырочках шляпа с небольшими полями, чем-то похожая на дуршлаг. Мы изрядно повеселились, глядя друг на друга, а потом дядюшка Лик вновь принял серьезный вид и продолжил наставления.

«Итак, вот последние инструкции перед тем, как мы переместимся, – сказал дядюшка Лик. – В продолжение уже сказанного до акта переодевания, добавлю для полного понимания, как все происходит. Когда створка гардероба закрыта, мы просто определяем внутри себя то место и то время, куда необходимо отправиться, а затем открываем дверь на задний двор, но оказываемся не там, а в желаемом месте. То есть, эта комнатка и выступает в роли пресловутой машины времени. Устроено, или запрограммировано, если угодно, все таким образом, что мы появляемся в малозаметном для посторонних глаз месте, а затем передвигаемся к месту назначения. Правда, в тех местах, где мы появляемся регулярно, есть места привычные, где нас все знают, но программа в каждом случае перемещения сама решает, стоит ли нам появляться там или где-то в другой точке».

Дядюшка Лик поведал мне еще несколько подробностей, касающихся обстоятельств нашего появления в том или ином месте, показал, где хранятся паспорта разных стран, выписанные на наши имена, и попросил запомнить первый адрес из тех сотен, что мне придется выучить. Это был адрес того места, где мы якобы живем, на случай, если нас об этом спросят, и именно этот адрес был указан в паспорте гражданина СССР с красной обложкой и белыми страницами внутри, на одной из которых стоял серый штамп и черными чернилами был выведен адрес. Назывался этот штамп «прописка», и без него жить в той стране того времени было просто нельзя, как, впрочем, и до сих пор почти во всех тех странах, которые образовались на ее руинах каких-то семь лет спустя.

Кроме того, в отдельном блоке шкафа располагались стопки денежных купюр всех стран мира и металлические монеты разного достоинства в количестве, не поддающемся исчислению, но это, хоть и была реальная валюта тех стран, куда нам предстояло отправиться в тот или иной момент, но вовсе не она одна была в то время главным предметом вожделения для жителей некоторых из этих стран, как, например, той, куда мы отправлялись на сей раз. Поэтому, кроме набора разноцветных купюр, которых мы взяли немало, дядюшка Лик прихватил с собой несколько пачек сигарет в красно-белых упаковках и пару блоков жевательной резинки, положив их в выцветшую холщовую сумку и объяснив, что там, куда мы отправляемся, и в то время, которое нами выбрано, именно эти вещи являются отличным оборотным капиталом.

Мне выпала задача дать команду, что я и сделал, сказав про себя: «Ташкент, 1985 год», затем дядюшка Лик открыл дверь, и мы оказались в незнакомом для меня месте. Это был подъезд какого-то дома со специфическим запахом сырости и серо-зелеными стенами. Дверь в квартиру напротив была открыта, из глубины комнат доносился шум человеческих голосов и запах перекаленного масла, а вниз и вверх вели лестничные пролеты. Вниз – всего пять ступенек, из чего следовало, что мы вышли из квартиры на первом этаже. Да и на деревянных дверях той квартиры, из которой мы вышли, красовалась цифра «1».