Лавина - [69]

К восьми часам собрались все приглашенные, кроме пенсионера учителя Кустры, Ондрея Захара и доктора Главача. Старший лейтенант Шульце, высокий, стройный молодой человек, рассадил их вокруг стола, и два солдата принялись разносить кушанья.

«Нет, они не людоеды, — подумал Блашкович, когда приятный аромат мясного супа ударил ему в нос. — Просто мне не повезло с тем, который у нас поселился. — Он посмотрел на Шульце. — Но остальные — это воспитанные, гостеприимные люди».

Когда солдаты поставили на стол покрытых аппетитной корочкой жареных уток и начали разливать по бокалам вино, Блашкович облизнулся. Потом, зажмурив глаза, чихнул в носовой платок и посмотрел на полковника, поднявшегося с бокалом в руке.

— Я пригласил вас, господа, — начал фон Биндер, — чтобы мы немного сблизились. Я думаю, — кивнул он на бледную большеротую переводчицу и поправил монокль в левом глазу, — что фрейлин Бек не нужно переводить, потому что все вы понимаете по-немецки. Мы, фронтовые солдаты, находимся здесь для того, чтобы ликвидировать партизанские банды. С населением отношения у нас сложились не лучшим образом, но зато мы повсюду нашли людей, которые нас уважают. Я надеюсь, господа, что все вы будете помогать немецкой армии, которая покрыла себя славой. — Он закашлялся, а затем, повысив голос, добавил: — За ваше здоровье, господа!

Ондрейка первым осушил бокал, за ним Линцени, майор и остальные. Только пастор, набожно склонив голову, не выпил до дна и, как бы извиняясь за то, что больше не может, устремил на Шульце просительный взгляд.

Нотариус Шлоссер задумался над словами фон Биндера. Обыски, боязнь наказания за участие в деятельности революционного национального комитета, боязнь наказания за те поддельные паспорта, которые его вынуждал выдавать старый Приесол, смертельный страх перед гестапо. Почему он не ушел на пенсию, почему? Жил бы себе спокойно, никто от него ничего не требовал бы. Стар он уже делать карьеру, да к тому же эта карьера что журавль в небе. Лучше уж синица в руке: пенсия и спокойная жизнь. Жена у него болезненная, лучше бы он ей уделял побольше внимания, да и дочь еще учится. Хорошо, что хоть старшая уже вышла замуж.

Он слегка повернул голову, и взгляд его упал на персидский ковер, выглядывавший из-под стола. Он увидел, как его тень на ковре слилась с тенью майора Кесселя, носившего на одном глазу черную повязку. Он вспомнил слова полковника о том, что должен связать свою судьбу с судьбой немецкой армии так, как его тень слилась с тенью этого инвалида. Кессель в России наступил на партизанскую мину, и нотариус вздрогнул от ужаса при мысли, что, может быть, и его ждет такая же судьба.

Полковник фон Биндер подробно отвечал на вопрос Линцени о новом немецком оружии. Рейх располагает тайным оружием, с помощью которого быстро выиграет войну.

— Это будет V-3, — сказал он, вытирая салфеткой жирные губы. Он посмотрел на нотариуса Шлоссера, и у него сразу же вырвалось: — Что это вы такой печальный, пан нотариус? — Откусив кусочек от ловко насаженной на вилку утиной ножки, он продолжал: — Да, чтобы не забыть! Пан нотариус, мой предшественник просил вас подготовить для него список семей, из которых кто-нибудь ушел в партизаны, а также список коммунистов. Я вам гарантирую, что это только для порядка, это просто фронтовой обычай, этим людям ничего не будет. Принесите, пожалуйста, его в одиннадцать часов утра майору. Завтра, разумеется… За столом, господа, мы друзья, но, — тут лицо его приняло серьезное выражение, — на службе я считаю другом лишь того, кто представит мне соответствующие доказательства. Понимаете?

Старший лейтенант Шульце, который мало ел, но много пил, громко засмеялся и, чтобы нотариус понял значение слов его командира, сделал рукой круговое движение вокруг шеи и высунул язык, изображая повешенного.

Полковник заметил это и махнул рукой.

— Зачем, так, ведь мы будем друзьями и на службе, не правда ли? — обратился он к нотариусу, а у того от волнения затрясся подбородок, и он еле-еле выдавил из себя:

— Ja, Herr Oberst [35].

— А вообще, — улыбаясь, обратился к нотариусу майор фон Кессель, — с такой фамилией вы должны были быть немцем. Шлоссер, Шлоссер, — старался он вспомнить, — был у меня офицер Шлоссер, под Минском его убили бандиты, напали на автомашину. Я там потерял все свое белье.

Нотариуса начало поташнивать. Совсем недавно, когда уходили немцы, он думал, что никто больше не будет интересоваться списком, а тут этот негодяй снова… Он должен все хорошенько обдумать, должен. Это ведь игра с огнем. Сделаешь — плохо, не сделаешь — еще хуже. А может, наоборот? Он посоветуется с женой. Это будет лучше всего. Но ведь с ней начнется истерика. Нет, нет! Она ни о чем не должна догадываться. Он сам все обдумает за ночь.

Он встал и, сославшись на плохое самочувствие, вышел. Он заметил, как пристально смотрит на него полковник, и уже в дверях услышал его слова:

— Только не забудьте про этот список! Это военный приказ. — И полковник встал, чтобы произнести следующий тост: — Я думаю, господа, что вы сумеете оценить тот факт, что старший немецкий офицер пьет за ваше здоровье… Вас, господа, я прошу поручиться за порядок в деревне. Чтобы не произошли, не дай бог, какие-нибудь неожиданности… Я имею в виду партизан. Обо всем вы будете информировать майора фон Кесселя… Ну, за здоровье, за ваше здоровье!