Лаура и Жаки - [3]
Лаура. Ты об этом знал и раньше?
Жак I(весело). Совершенно верно.
Лаура. И давно?
Жак I(невозмутимо). С самого начала.
Лаура. И ты держал это в тайне?
Жак I. Да, если можно так сказать.
Лаура. А сегодня ты получил этому подтвержде ние
Жак I. Да, и прекрасное подтверждение.
Лаура(подходит к тому месту, куда она положила письмо, и не видит его). Доказательство?
Жак I(с готовностью). Можно назвать так, если хочешь-
Лаура. И.это открытие тебя так радует?
Жак I. Ну конечно.
Лаура. У тебя счастливый характер.
Жак I. Ты мне уже это говорила.
Лаура. Говорю тебе это еще раз.
Жак I. Мне нравится, когда ты отдаешь мне должное. Люди с таким характером на улице не валяются.
Лаура. Люди вообще на улице не валяются.
Жак I. Конечно.
Лаура. Ты согласен со всем.
Жак I. Почти.
Лаура. Хорошо! Давай поговорим, что значит это «почти со всем»?
Жак I(откровенно). Я не имел в виду ничего конкретного, я просто так сказал.
Лаура(раздраженно). Так какое же ты сделал открытие?
Жак I. О!
Лаура. Да, я настаиваю, чтобы ты мне все объяснил.
Жак I. Я только что убедился, что ты для меня дороже всего на свете. И я не могу даже себе представить, что мы с тобой когда-нибудь сможем расстаться.
Лаура. Несмотря ни на что?
Жак I. Да.
Лаура. Ну что же, лично я думаю иначе.
Жак I(улыбаясь). Но я ни о чем тебя не спрашиваю.
Лаура. Тем хуже. Но если ты все-таки хочешь знать мое мнение, то я считаю, что придерживаться такой точки зрения — это трусость.
Жак I. Почему?
Лаура. Это задевает достоинство человека.
Жак I. Но послушай, причем тут достоинство. Это дело вкуса. Каждый выбирает то, что ему больше нравится.
Лаура. Именно это я и называю уподобляться страусу.
Жак I. В таком случае ты реабилитируешь страуса в моих глазах.
Лаура. Не понимаю, как можно шутить в такой момент.
Жак I(улыбаясь). В девяносто третьем году люди с улыбкой шли на эшафот, у нас пока дело до этого не дошло.
Лаура. О, в этом смысле ты прав. Абсурдно доводить вещи до такого состояния.
Жак I. Полностью согласен. Тем более, что здесь неподходящее для этого место.
Лаура. Но и не стоит все упрощать. Нам лучше всего было бы спокойно объясниться как старым друзьям.
Жак I. Друзьям?
Лаура. Мы больше не друзья?
Жак I. Мы не друзья, Лаура. Мы гораздо больше, чем друзья. Впрочем, я не понимаю, что за объяснение ты имеешь в виду и о чем мы должны говорить. У меня нет никаких проблем.
Лаура. Остается только выяснить, все ли ясно мне. И тем не менее, хоть ты и не желаешь этого, я настаиваю на объяснении.
Жак I(с сожалением). Ну что же! Давай объяснимся!
Лаура. Я думаю, ты должен начать первым.
Жак I. И о чем ты хочешь, чтобы я говорил?
Лаура. О письме.
Жак I(искренне). О письме?
Лаура. На этом столе лежало письмо.
Жак I. Письмо?
Лаура. Теперь его нет.
Жак I. Да, верно.
Лаура. Что с ним стало?
Жак I. Ты уверена, что здесь было письмо?
Лаура. Абсолютно.
Жак I. Письмо от кого?
Лаура. Я оставляла на этом столе письмо. Не хочешь же ты сказать, что оно испарилось…
Жак I. Ну что ты нервничаешь?
Лаура. Потому что… это невыносимо!
Жак I. Послушай, мне кажется… оно валялось на полу… я его поднял…
Лаура. Не оправдывайся.
Жак I. Не помню, куда я его сунул. (Ищет у себя в карманах.)
Лаура. Это не имеет значения.
Жак I. Послушай! Я держал его в руке, когда позвонили в дверь. Пошел ее открывать. (Подтверждающий жест.) Вернулся, поставил в вазу цветы… Ах да! (Подходит к маленькому секретеру.) Вот оно! (Протягивает Лауре письмо.) Это письмо адресовано тебе.
Лаура. Спасибо. (Пауза. Глухим голосом.) Жак, ты прочел письмо?
Жак I(непринужденно). Я? Почему ты так думаешь? Если бы и прочел, это было бы впервые.
Лаура. Возможно, и впервые, но ты его прочел. Ты сам в этом сознался.
Жак I. Послушай, дорогая, я не сержусь, но подобное обвинение не доставляет мне удовольствия.
Лаура. Хорошо. Ты его не читал. Но ты на это способен. (Помолчав, оживленно.) Так ты что же, нарочно его не читал?
Жак I. Я поступил неправильно?
Лаура. Думай, как хочешь.
Жак I. Но послушай, Лаура! То ты меня обвиняешь в том, что я прочел письмо, то упрекаешь за то, что я его не читал! В чем дело?
Лаура. Дело в том, что я была уверена, что ты прочитал письмо и скрываешь это от меня.
Жак I. Ну ладно. Теперь ты успокоилась. В следующий раз не будешь бросать письма где попало. (Смотрит на нее).
Лаура. Ах так! Твое отношение меня поражает! Неужели после всего сказанного тебя совершенно не интересует содержание письма?
Жак I. Почему? Просто я никогда не вмешиваюсь в твою личную жизнь.
Лаура. Видимо, ты не прав.
Жак I. Это спорный вопрос. Во всяком случае, я не испытываю желания читать письма, которые адресованы не мне.
Лаура. Даже если бы я тебе сказала, что это письмо от Клода?
Жак I. Даже… Впрочем, что все это значит? Цветы, письма? Клянусь богом, он за тобой ухаживает.
Лаура. Совершенно верно.
Жак I. Так. Понятно. Ты злишься потому, что я не возмущаюсь, что я нахожу нормальным то, что мужчина… что мужчины ухаживают за тобой. Ты бы хотела, чтобы я рассердился! Это была бы первая реакция самца. Но знаешь, поразмыслив, я испытываю, скорее, чувство симпатии и солидарности с теми, кому ты нравишься. Я понимаю, почему ты им нравишься. Я слишком хорошо тебя изучил. Я отношусь к тебе серьезно и знаю, за что люблю тебя все сильнее.
Сборник состоит из произведений известных французских драматургов, работающих в популярном во Франции жанре одноактной пьесы. Среди них Ж. Ануй, Г.Ару, П.Руди, М. Митуа и другие.Пьесы будут интересны режиссерам профессиональных и народных театров.
Признаться своему лучшему другу, что вы любовник его дочери — дело очень деликатное. А если он к тому же крестный отец мафии — то и очень опасное…У Этьена, адвоката и лучшего друга мафиозо Карлоса, день не заладился с утра: у него роман с дочерью Карлоса, которая хочет за него замуж, а он небезосновательно боится, что Карлос об этом узнает и не так поймет… У него в ванной протечка — и залита квартира соседа снизу, буддиста… А главное — с утра является Карлос, который назначил квартиру Этьена местом для передачи продажному полицейскому крупной взятки… Деньги, мафия, полиция, любовь, предательство… Путаница и комические ситуации, разрешающиеся самым неожиданным образом.
Французская комедия положений в лучших традициях с элементами театра абсурда. Сорокалетний Ален Боман женат на Натали, которая стареет в семь раз быстрее него, но сама не замечает этого. Неспособный вынести жизни с женщиной, которая годится ему в бабушки, Ален Боман предлагает Эрве, работающему в его компании стажером, позаботиться о жене. Эрве, который видит в Натали не бабушку, а молодую привлекательную тридцатипятилетнюю женщину, охотно соглашается. Сколько лет на самом деле Натали? Или рутина супружеской жизни в свела Алена Бомона с ума? Или это галлюцинации мужа, который не может объективно оценить свою жену? Автор — Себастьян Тьери, которого критики называют новой звездой французской драматургии.
Двое людей, Он и Она, встречаются через равные промежутки времени, любят друг друга. Но расстаться со своими прежними семьями не могут, или не хотят. Перед нами проходят 30 лет их жизни и редких встреч в разных городах и странах. И именно этот срез, тридцатилетний срез жизни нашей страны, стань он предметом исследования драматурга и режиссера, мог бы вытянуть пьесу на самый высокий уровень.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Простая деревенская девушка Диана неожиданно для себя узнает, что она – незаконнорожденная дочь знатного герцога, который, умирая, завещал ей титул и владения. Все бы ничего, но законнорожденная племянница герцога Теодора не намерена просто так уступать несправедливо завещанное Диане. Но той суждено не только вкусить сладость дворянской жизни, но полюбить прекрасного аристократа, который, на удивление самой Диане, отвечает ей взаимностью.
В одном только первом акте «Виндзорских проказниц», — писал в 1873 году Энгельс Марксу, — больше жизни и движения, чем во всей немецкой литературе.