Латышские стрелки. Мировая революция как война за справедливость - [88]
Если нет ни сильной внутренней идеологии, ни сильной внешней угрозы, нации раскалываются на враждебные этнические, расовые или классовые группы. Люди говорят о возрождении фашизма не потому, что где-то собираются вернуться фашистские правительства, а потому, что фашизм был крайним выражением этнического превосходства и потребности в этнической “чистке”».
Свою книгу Лестер Туроу завершает призывом к поиску мечты:
«Чтобы человеческие общества могли процветать, им нужна мечта о чем-то лучшем. Утопии по самому их определению построить нельзя, но они предоставляют элементы, которые можно встроить в наши нынешние более чем несовершенные экономические системы, чтобы они могли приспосабливаться к новым условиям. В последние 150 лет социализм и “государство всеобщего благосостояния” были такими источниками новых идей. Элементы того и другого были заимствованы и встроены в структуру капитализма. Но социализм мертв, а “государство всеобщего благосостояния” обанкротилось и во многих странах естественным образом перестало развиваться. Откуда же взять теперь мечты о лучшем человеческом обществе? Если их не существует, то что случится с нашими нынешними обществами? Не потеряют ли они самую необходимую способность всех человеческих обществ – способность воспринимать и приспосабливаться?
Если не хотят создать новых внутренних врагов взамен старых внешних врагов в качестве объединяющей силы для преодоления внутренней фрустрации, то общество нуждается в некоторой всеобъемлющей цели, к которой все могут стремиться, работая для создания лучшего мира. В прошлом такие мечты были у тех, кто верил в социализм или в государство всеобщего благосостояния. Эти системы обещали лучшую жизнь людям, которые чувствовали, что они остались в стороне, и в самом деле остались в стороне. Не революция или терроризм, а эти люди стояли на пути, ожидая включения в Америку. Но теперь вооруженные банды спускают с рельсов пассажирские поезда именно потому, что они знают – для них нет пути к включению. Старый путь к включению исчез.
Когда нет никакой мечты, любое общество в конечном счете впадает в этнические конфликты. Социальная система держится вместе, сосредоточивая гнев на каком-нибудь выделяющемся и презираемом меньшинстве, которое надо “вычистить” из страны. Стоит только устранить людей с другой религией, другим языком или другой этнической наследственностью, и каким-то магическим образом мир станет лучше.
Без захватывающей мечты о лучшем будущем наступает социальный и экономический паралич. Без большой программы каждый пытается навязать свои личные микропрограммы, чтобы повысить свой личный доход и богатство. Политические партии без программы раскалываются, и политическая власть переходит от людей, стремящихся к новому, к людям, желающим все остановить. Правительства все менее способны навязывать отдельным гражданам расходы на меры, улучшающие положение среднего человека. Трудно или невозможно найти место для тюрем, автострад, пересадочных станций, скоростных железных дорог, электростанций и ряда других общественных служб. В сообществе нет понимания общих интересов, чтобы преодолеть местные сопротивления. У граждан нет готовности разделять отрицательные последствия необходимых общественных служб».
Недостатки капитализма, которые осознавал еще «отец» свободного рынка Адам Смит, сегодня обсуждаются все более открыто, все пессимистичнее. Например, Нобелевский лауреат по экономике Джозеф Стиглиц свою 500-страничную книгу «Цена неравенства»>105 завершает вопросом «Есть ли надежда?» и, не имея надежды на устройство более справедливого мира, отвечает:
«Существуют два видения Америки через полвека от сегодня. Одно нерадостно: общество еще более разделено между имущими и неимущими… Другое видение – это общество, где пропасть между имущими и неимущими сужена, где существует чувство разделенной судьбы, общие обязательства по поводу возможностей и справедливости».
Но как второе видение сделать реальностью?
«Один процент много потрудился, – пишет Джозеф Стиглиц, – чтобы убедить остальных, что альтернативный мир невозможен: дескать, если делать что-либо, не входящие в интересы 1 процента, то это неизбежно повредит всем остальным 99 процентам».
Подобными же вопросами без ответа свою книгу о будущем капитализма завершает Лестер Туроу:
«Чтобы капитализм мог действовать в течение длительного времени, он должен делать инвестиции не только в немедленных интересах какого-нибудь индивида, но и в долговременных интересах человеческого общества. Каким же образом доктрина радикального краткосрочного индивидуализма может поддерживать долгосрочные интересы общества? Как может капитализм выдвигать ценности, поддержание которых нужно ему самому, если он отрицает, что ему вообще нужно выдвигать какие-нибудь ценности? Короче говоря, кто представляет в настоящем интересы будущего?
Рио-де-Жанейро. Фавелы бедноты и роскошь богатых: в современном мире они совсем рядом
Присущие капитализму проблемы, видимые уже при его рождении (неустойчивость, растущее неравенство, люмпен-пролетариат), все еще ожидают решения, но ждет решения и ряд новых проблем, вытекающих из растущей зависимости капитализма от человеческого капитала и искусственных интеллектуальных отраслей промышленности. В эпоху искусственных интеллектуальных отраслей выиграют те, кто научится играть в новую игру, с новыми правилами, требующую новых стратегий. Завтрашние победители будут иметь свойства, очень непохожие на свойства нынешних победителей».
