Лароуз - [139]
Она следила за передвижениями подразделений Национальной гвардии Северной Дакоты: в полночь 27 апреля 142-й саперный батальон вошел в Ирак. Она была совершенно уверена, что они патрулируют там дороги в поисках мин.
Сноу и Джозетт поставили торты в самом конце двух столов с едой, рядом с вазой, в которой стояла свежесрезанная сирень. Еще там лежали большой нож, салфетки и бумажные тарелки для сладкого. А также по лопаточке для каждого торта. Они отступили, глядя на эту красоту. Им не хотелось снимать пластиковые крышки с тортов и разрезать их, пока все ими не восхитятся. Пока не будет исполнена песня в честь Холлиса[271]. До тех пор, пока все не произнесут речи, поздравляя его.
Гости парковались сначала в грязном проезде, затем на траве, затем не совсем на траве, затем на обочинах главной дороги. Старшеклассники валили гурьбой, потому что все любили Холлиса и знали, что его семья устроит большой пир, на котором будет много еды. Гости доставали из багажников ящики с пивом, а гостьи вручали Холлису поздравительные открытки. Прибыли миссис Пис и Малверн, которых доставил Сэм Иглбой в своем темно-бордовом «олдсмобиле» с низкой посадкой. Пришел Зак, прямо с дежурства. Бап привезла Отти, и Ландро вышел из дома, чтобы достать инвалидное кресло из багажника. Потом он помог Отти усесться в него и отвез гостя под навес в глубине двора, где сидели старейшины, наблюдая за резвящейся молодежью.
— Не сажайте Отти рядом с этими симпатичными молодыми девушками, — попросила Бап. — Они попытаются увести моего мужа.
Отти коснулся руки жены, успокаивая ее.
Помимо друзей Холлиса, приехали их родители, а также младшие братья и сестры. Они буквально вываливались из автомобилей, чтобы тут же помчаться к столам с закусками. Питер, Нола и Мэгги пришли пешком. Питер молча пожал руки всем окружающим. Потом он принес Ноле складной стул. Они уселись вместе возле беседки, в полутени, на краю двора. Вскоре к ним присоединился их пес, который улегся у ног, постепенно подбираясь все ближе к лодыжке Нолы. Наконец он коснулся ее, и хозяйка позволила ему остаться. Она решила прийти на праздник. Сначала Нола испытывала противоречивые чувства. Ей казалось, что здесь присутствует кто-то другой — с телом Нолы, с ее голосом, именем. Но вскоре она уже ела барбекю, ощущая тепло пса, прижавшегося к ноге. Питер вытирал пот с висков. От прилагаемых усилий у него кружилась голова. Потребность смириться с тем, что разные стороны жизни должны сосуществовать, требовала напряжения. Но Ландро пригласил его, не сказав ни слова о случившемся. Была это очередная выходка в стиле Ландро или просто знак того, что жизнь должна идти своим чередом? Мэгги положила их поздравительную открытку с чеком на двадцать пять долларов в корзинку Холлиса. Затем она прошла за столы, чтобы помочь своим сестрам раскладывать еду по тарелкам. Через некоторое время Нола увидела крепкого парня, который теперь иногда помогал им с работой на ферме. Уэйлон стоял рядом с дочерью. Он наклонился и что-то сказал. Мэгги стрельнула в него глазами и положила ложку.
Я вижу, подумал Нола. И догадываюсь.
Она понимала себя и, в некотором смысле, понимала дочь.
Внезапно на вечеринке появился Ромео. Может, он припарковался далеко по дороге или его кто-то подбросил. Он сел со стариками. Сэм Иглбой говорил о речи Буша «Миссия завершена»[272]. Ромео сказал, что Буш хорошо выглядел в комбинезоне. Но затем тон комментариев Ромео изменился. Сначала погибла мама Хопи[273] — где было признание жертвы? Смирение?
Старики смотрели на него и кивали головами.
— Стодневная война, — добавил Ромео.
Он вдруг почувствовал, что может упасть в обморок. Как странно. Ромео встал, подошел, словно привидение, к краю двора и остановился, всматриваясь в темно-зеленый лес. Это наш дом, подумал он, отсюда мы пришли. А сейчас живем на широкую ногу. И наша молодежь сражается за знамя, которое когда-то было флагом врага. Ей не приходится бороться, чтобы добыть мяса. Медленноварки полны, и есть другая еда. Есть Ландро, которого я чуть не убил, чем должен быть доволен. И Эммалайн, которая знает, что я чуть не убил ее мужа, а потому теперь никогда не взглянет на меня благосклонно. Но есть еще Холлис. Холлис, для которого лучшее, что я мог сделать, — это отпустить его. Он стал совсем взрослым, а я до недавнего времени плыл по течению. Но теперь я очнулся. Более чем. Моя работа делает из меня кого-то другого. И боль в теле, как ни странно, когда я двигаюсь, начинает утихать. Как будто мне становилось все хуже с тех пор, как Ландро на меня свалился, а после падения с церковных ступеней я пошел на поправку.
Он, Ромео, поднялся с них, словно воскресший из мертвых, и пошел, не чувствуя боли, позабыв о старой вражде, вниз по холму. Дни шли, синяки заживали. Они не сильно его тревожили, потому что у него осталось несколько рецептов, но затем… Ничего. Ему требовалось все меньше лекарств. Потом их количество сократилось до ничтожного. Это было что-то необыкновенное — его кости как будто медленно перемещались внутри него, вставая на место. Тридцать лет прошло с тех пор, как Ландро свалился на него с опоры моста в Миннеаполисе. При падении он раздавил всю правую сторону тела Ромео. Две недели назад Ромео упал с бетонных ступеней злосчастной церковной лестницы, приземлившись на левую сторону. Затем он встал, и произошло чудо — он выправился. Не было ни одного свидетеля этого, никого, кто пожалел бы его, и, увы, ни одного человека, которого случившееся бы впечатлило. Каким-то образом падение не убило его, но исправило, поставив все на свои места. Вот что он теперь чувствовал. Происходило таинственное внутреннее выправление. Внутренне Ромео становился все спокойнее. Он даже мог удерживать равновесие с закрытыми глазами, что служит признаком здоровья у альпинистов.
