Largo - [79]

Портос смотрел на нее почти с отвращением, и она поняла его взгляд. Она повернулась спиной к нему. Ее плечи резко, острыми углами поднялись, она закрыла лицо ладонями и вдруг с истерическим рыданием бросилась на тахту.

Портос пожал плечами, быстрыми решительными шагами вышел из комнаты, надел на балконе шашку, пальто и фуражку и пошел, спокойный и твердый, отыскивать трактир, где его должен был ожидать извозчик.

Его до самого палисадника преследовали звуки всхлипывающих рыданий и истеричные выкрикивания Агнесы Васильевны.

"А, да не все ли равно!" — со злой досадой думал Портос.

XXIII

В том состоянии, в которое привела Портоса нигилисточка, он не хотел возвращаться в по-праздничному пустой лагерь. Ехать куда-нибудь в "злачные места", в Аквариум или в Буфф, ему не хотелось. Там могли быть встречи, там будут приставания "погибших, но милых созданий", а в том состоянии влюбленной размягченности, в котором он находился, ему это было неприятно. Да и рано еще было. А как-то надо было размяться и завершить этот день.

В ожидании, когда извозчик напоит и запряжет лошадь, Портос сидел на чистой половине трактира, куда потребовал себе чаю и разговаривал с половым.

Половой — молодой парень в розовой рубахе и черной жилетке охотно рассказывал ему об уженьи рыбы в реке Oxте, до чего он был великий охотник.

— Тут у Мурина не так-то берет, да и рыба мелка… Дачник, знаете, пугает. Опять же купанье недалеко. Которая рыба сурьезная — этого не любит. Разве что раки…

— А раков много?

— Уйма! И вот этакие попадаются, — с пол-руки показал половой, — рыжие, в пупырышках, что твоя лангуста. Повыше, у Лавриков, между каменьев, такое их место! Полсотни за день наловить можно, если места знать.

— А рыба какая?

— Рыба… ерш, окунь, подлещик, плотва, уклейка — самая для ухи рыба… красноперка, серебрянка… Там и леща, бывает, подцепишь, а окуни с фунт… Щука на жерлицу берет… Налим… Все есть. Только места знать.

— А далеко отсюда до Пороховых?

Портос задал этот вопрос, еще ни о чем не думая, но как только сказал, сейчас же понял, что ему нужно. Конечно: — поехать к Долле. Их третьему мушкетеру, скромному и умному Арамису! Вот с кем вчистую может он поговорить обо всем — и о партии! Не скрываясь… Святая душа Ричард Долле, схимник, отшельник в артиллерийском мундире, одних лет с Портосом, — а мудр, как старец! Портос расспросил о дороге на Пороховые, — сел в пролетку — и опять мягкое покачивание, пыль, запах сена, колосящейся ржи, голубизна незабудок в придорожной канаве, синева зацветающего по узким крестьянским полоскам льна и там и тут, точно часовые с края дороги, высокие лопухи с блеклыми громадными листьями.

Навстречу тянулся воз с сеном. Пахнуло крепко сенным духом, мужиком и дегтем. Портос на ходу схватил пучок сена: на счастье! Он думал о Валентине Петровне. Она так делала. Спрятал в карман.

О нигилисточке он позабыл. Весь отдался мечтам и воспоминаниям о Валентине Петровне. Он вспоминал ее на своем Фортинбрасе. Видел в мыслях тонкую талию, широкие бедра и красиво обтянутую ногу. Да… Это женщина… А как отдалась!

Портос зажмурился, фыркнул от удовольствия, потер руки… Скоро приедет.

Он знал… был уверен, что не уйдет она от него.

Полевая дорога вывела на строгое и чинное военное шоссе. Белой лентой, прямое и ровное, оно уходило в лес. Показались полосатые шлагбаумы, будки часовых. Точно природа подтянулась и по военному стала во фронт. Молодые елки росли рядом — такие ровные, одна к одной. Стояли домики служащих, строгие, одинаковые; низкие одноэтажные деревянные казармы. От шоссе в лес уходили мощеные булыжником дороги, прямые, как просека. Везде были указатели, надписи и часовые.

Надо было заехать в канцелярию, получить пропуск. Справлялись по телефону, звонили к Долле, к дежурному, к начальнику завода. Наконец, дали солдата провожатого — в химическую лабораторию.

Узкой дорогой въехали в густой сосновый мелкий лес. Запахло мхом и можжевельником. Постройки прекратились. Нелюдимое и глухое было место.

Вправо показалась на прогалине маленькая дачка. Солдат остановил извозчика и, выскочив с пролетки, стал звонить у двери, обитой войлоком и клеенкой.

— Пожалуйте, ваше благородие — сказал он. — Их благородие вас ожидает.

Портос отпустил извозчика и вошел в чистую прихожую, где на простой ясеневой вешалке висели помятое, порыжелое, легкое офицерское пальто и старая, тяжелая на вате «Николаевская» шинель с собачьим воротником под бобра.

За дверью раздались шаркающие шаги, глухо позванивали прибивные, не щегольские шпоры, высокая дверь растворилась, и в ней показался человек в длинном черном артиллерийском сюртуке. Он широко раскрыл объятия, стиснул в них Портоса, крепко поцеловал в щеки и губы, потом оторвался от него и, отойдя на шаг, устремил на него восторженный взгляд.

XXIV

— Вот ты какой?! — сказал Долле.

— Вот ты какой, Ричард! — в тон ему ответил Портос.

— Давай, померяемся, — ведь рядом в ранжире стояли. Ты красавец — в передней шеренге, меня, мордоворота, осаживали в заднюю.

Они стали рядом перед прямоугольным зеркалом в ясеневой раме.

— Не перерос…

Долле захохотал от радости. Он был одного роста с Портосом. Но Портос был строен, с ясно обозначенной талией, в ловко сшитом серо-зеленом кителе и в рейтузах, Долле был полноват, как-то все на нем нескладно сидело. Старый темно-зеленый сюртук был кое-где прожжен кислотами и висел на нем мешком. Длинные штаны с узким алым кантом падали на сапоги, стоптанные и порыжелые. Он носил их без помочей и привычным, безсознательным движением подтягивал их. Голова поросла густым черным волосом, остриженным, по-солдатски, бобриком, по щекам и на верхней губе лежали волнистые, не знавшие бритвы черные волосы. Лицо с большим, прямым с широкими ноздрями носом и толстыми губами было смугло-желто. Оно было бы совсем некрасиво, если бы большие умные, темные глаза, в веках с длинными ресницами своим ярким, бодрым и добрым блеском не освещали его и не придавали ему какого-то радостного, любовного освещения.