Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская - [26]
В комментарии, сопровождающем в 1-м томе Избранного Б. Пастернака (М.: Художественная литература, 1985) стихотворение «Магдалина», говорится: «Пастернаку также был знаком цикл стихов Цветаевой под названием „Магдалина“. <…> Пастернак, трактуя тот же сюжет, освобождает его от эротики».
Судя по титульному листу, комментарий подготовлен сыном поэта Е. Б. Пастернаком и его женой Е. В. Пастернак. Иными словами, комментарий этот — дело семейное. <…> Поэтому от комментария легко отмахнуться, выделив из него только сугубо фактическую сторону, и списать замечание авторов об освобождении сюжета от эротики на их повышенную чувствительность, особенно учитывая инициалы одного из них. <…> Говоря жестче, авторы комментария попросту дикари.
Отмечая сухие комментарии Евгения Борисовича к стихам Пастернака в пятитомнике и многочисленных сборниках, Вадим Козовой заметил:
— Только примитивизм Евгения позволяет ему говорить об «освобождении от эротики» в стихах поэта, написавшего «…жар соблазна», «Осень», «Хмель», «Еву», «Вакханалию». Евгений Борисович даже не слышит, что говорит об эротике Пастернака такой знаток темы, как Анна Ахматова. А ведь ее отзывы на вышеуказанные стихи известны даже непросвещенному любителю поэзии Пастернака.
Говоря о «Магдалине» Бориса Пастернака как об отзвуке его «тоски безмерной» из-за ареста любимой женщины, бывшей «рабой его мужских причуд», Ольга Всеволодовна вспомнила о Косте Богатыреве, блестящем переводчике поэзии и прозы с немецкого. Он преклонялся перед гением Пастернака, был восхищен его Евангельским циклом и искал для перевода стихи на эту тему у немецких поэтов. Пастернак рекомендовал ему заняться переводом стихов Райнера Мария Рильке, что Богатырев талантливо и с увлечением делал. Костя перевел «Пиету», знаменитое стихотворение Рильке о Магдалине, и подарил этот перевод Ольге Ивинской:
Переводы стихотворений Рильке, сделанные Константином Богатыревым, вошли в юбилейный сборник Райнера Мария Рильке, выпущенный издательством «Иностранная литература» в 1975 году.
Бродский считал пастернаковскую «Магдалину» лучшей в русской поэзии и знал ее наизусть.
1949
Из моего разговора с Ольгой Ивинской о стихотворении «Разлука»:
Когда после смерти Сталина я вернулась[98], мне не разрешали постоянно жить в Москве до получения работы. Это было одним из издевательских требований советской власти. Борис Леонидович сразу занялся моим устройством на работу переводчиком в московские издательства. Наша первая встреча состоялась в мае около любимой скамейки на Чистопрудном бульваре, где мы с Борей были в последний вечер 6 октября 1949 года, перед моим арестом[99].
Боря настоял, чтобы я жила рядом с ним, недалеко от Переделкина. В деревне Измалкове, что всего в километре от его Большой дачи, сняли мне комнату в избе у хозяйки Полины. И с конца мая 1953-го я уже жила в Измалкове. Боря приходил ко мне ежедневно, и мы подолгу бродили в окрестностях Баковского леса, в полях и по живописному берегу Самаринского пруда. Боря просил меня подробно рассказывать о годах тюрьмы и лагеря. Эти рассказы нашли отражение в стихах Юрия Живаго и в сценах перевода «Фауста», который Боря стал быстро переделывать, уже имея на руках верстку.
Поздними вечерами, слушая рассказы о годах моей неволи, Боря обнимал меня, нежно целовал и говорил: «Теперь мы близки, как морю близки берега». Вспоминал свои терзания в период тяжелой болезни осенью 1952-го, когда у него случился инфаркт. Тогда ему казалось, что жизнь окончена и больше он меня никогда не увидит.
Хорошо помню эпизод лета 1953 года в Измалкове, который неожиданно вызвал у Бориса Леонидовича воспоминание о горькой зиме 1949-го. В один из дней, ожидая прихода Бори, я пришивала что-то на халате. Отвлекшись на зов хозяйки, я отложила работу и стала ей помогать. Вскоре вижу в окно Борю, идущего к нам по дорожке в дом. А я по его просьбе всегда надевала перед встречей любимый им халат, попавший в стихотворение «Осень». Когда он стал подниматься по ступенькам, я поспешно накинула халат и бросилась ему навстречу. Он порывисто обнял меня и вдруг вскрикнул, уколовшись об оставленную в халате иголку. Стала целовать его руку и растирать место укола, а Боря удивленно воскликнул:
