Ланселот - [35]
Кто такая Анна? Это моя соседка. Я не говорил тебе, что навестил ее, и она сказала, как ее зовут? Кроме того, она впервые поела. Скоро им не придется ее кормить насильно. Как это произошло? Очень просто. Мне надоело перестукиваться. Поэтому я просто встал, подошел к двери, открыл ее и впервые самостоятельно вышел в коридор. Потом прошел по нему три метра, и вот ее дверь. Постучался и вошел. (Иногда жизнь так проста!) Она, как всегда, лежала, свернувшись на койке, лицом к стене — на щеке прядь волос, худое бедро обтянуто больничной рубашкой. Смуглые мальчишеские руки, образуя латинское v, зажаты между колен ладонями вместе.
Я остановился, на нее глядя. Она шевельнулась.
— Как вас зовут? — спросил я ее.
— Анна, — ответила она. Все, больше она ничего не сказала.
Я решился сесть рядом. Она снова шевельнулась и опустила голову подбородком к груди, чтобы, скосив глаза, можно было меня видеть. Между век я заметил проблеск.
Узким смуглым лицом она напомнила мне Люси, разве что в нем не было той забавной хитринки, да еще маленького шрама над губой. Лицо ее ничего не выражало, сухие губы приоткрыты, как у спящей. Шрам у нее был, но не такой, как у Люси, — беловатый, рельефный, он шел ото лба к щеке: остался с тех пор, когда ее били и насиловали. Шрам проститутки. Помнишь, мы когда-то оба заметили, что все проститутки отмечены шрамами — шрамами от разрезов на животе после абортов и удаления матки, шрамами на лице от побоев, шрамами на ногах из-за дорожных происшествий, шрамами на руках от гнойников после инъекций наркотика.
— Вот, — сказал я. — Съешь это. — У меня в кармане было с полдюжины шоколадок «Херши», которые дал мне Малькольм (охранник? или он санитар?). Я снял с одной фольгу и протянул ей. Она не отозвалась. Тогда я положил шоколадку ей в рот.
Знаешь, что она сделала?
Выпростала одну руку, вынула изо рта шоколадку, наклонила голову, нахмурилась, посмотрела на нее, как ребенок, потом закрыла глаза, сунула обратно в рот и принялась сосать.
Да. Джекоби. Думаю, он тоже был с ними в тот вечер, когда я разговаривал с Элджином. Во всяком случае один их такой вечерний спор я помню.
Янос Джекоби был преисполнен собой. Моложавый коротышка с черной челкой, которая постоянно падала ему на глаза, и он все время отбрасывал ее резким движением головы. Капризный и вспыльчивый, он то ли был какой-то франкопольской помесью, то ли умело имитировал этот тип, а может, и то, и другое. Родом он был, кажется, из Бронкса. Его выговор постоянно менялся — он ведь тоже был актером и тоже не знал, кто он сам по себе. Сидя рядом с Марго, он не спускал с нее глаз, изворачивался в кресле так, что оказывался к ней лицом, а спиной ко мне. Еще он взял моду оборачивать свой акцент и даже ошибки к собственной выгоде, как делают иногда иностранцы. Подыскивая слово, он напрягал губы, как европеец, а найдя, протягивал ладони к лицу Марго, будто предлагая ей вместе с ним рассмотреть находку. И хотя он не обращал внимания на Рейни и Дана (интересно, это у всех режиссеров так положено — игнорировать актеров?), чтобы произвести впечатление, сам вовсю пользовался актерской мимикой и пластикой. Объектом была Марго. И она подпала под его чары. Глаза блестели. Щеки покрывались румянцем. Веснушки темнели. Ее взгляд скользил мимо меня, сквозь меня, словно я был пустым местом. Обращаясь к нему, она игриво подпихивала его плечом.
Мерлин, сидевший с другой стороны от Марго, был рассеян и, видимо, скучал. Черенком ложки он рисовал на скатерти длинные прямые. Время от времени Марго отклонялась назад и дотрагивалась до него, словно пытаясь вовлечь в разговор, но он только кивал.
Перед этим Мерлин и Джекоби успели поспорить: Мерлин настаивал на категорической необходимости действия и сюжета, а Джекоби высказывался изощреннее: «кинематографический язык», «семиотика фильма», «Гриффит[66] как мастер предметной соотнесенности видеоряда», «Метц, этот единственный критик, понимающий аллюзии и коннотации», и тому подобное. Полная чушь. Я решил не принимать в этом участия.
В конечном итоге Мерлин пожал плечами и умолк. Я так и не понял, пытался ли Джекоби а) перещеголять Мерлина, б) произвести впечатление на Марго, в) добиться и того, и другого или г) говорил искренне.
Также нет у меня уверенности и насчет того, почему Мерлин вел себя так отстраненно: то ли а) потому что Джекоби уделял слишком много внимания Марго, то ли б) потому что ему надоел Джекоби с его «кинематографической семиотикой».
Рейни и Дан уныло слушали. Моя дочь Люси умудрилась устроиться между ними и была на вершине счастья — просто вне себя от счастья сидеть рядом с Троем, в которого, по ее утверждению, влюбилась; однако, быть может, еще большим счастьем для нее было сидеть рядом с Рейни, которую она боготворила как прирожденную носительницу самых дорогих, а потому, как ей казалось, и самых недостижимых качеств: красоты, славы и особого «обаяния», — Люси даже не верилось, что такое бывает, — «обаяния», выражавшегося в том, что она назубок помнила имена членов киногруппы, имена их жен, имена прислуги и даже имена детей прислуги, а кроме того запросто общалась с Люси и ее подружками. Способность Рейни играть «как в жизни», «перевоплощаться», с точки зрения Люси, затмевала самые чудесные деяния святых. «Она самый замечательный человек на свете», — говорила мне моя дочь.
Хеленка Соучкова живет в провинциальном чешском городке в гнетущей атмосфере середины 1970-х. Пражская весна позади, надежды на свободу рухнули. Но Хеленке всего восемь, и в ее мире много других проблем, больших и маленьких, кажущихся смешными и по-настоящему горьких. Смерть ровесницы, страшные сны, школьные обеды, злая учительница, любовь, предательство, фамилия, из-за которой дразнят. А еще запутанные и непонятные отношения взрослых, любимые занятия лепкой и немецким, мечты о Праге. Дитя своего времени, Хеленка принимает все как должное, и благодаря ее рассказу, наивному и абсолютно честному, мы видим эту эпоху без прикрас.
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.
ББК 84.Р7 П 58 Художник Эвелина Соловьева Попов В. Две поездки в Москву: Повести, рассказы. — Л.: Сов. писатель, 1985. — 480 с. Повести и рассказы ленинградского прозаика Валерия Попова затрагивают важные социально-нравственные проблемы. Героям В. Попова свойственна острая наблюдательность, жизнеутверждающий юмор, активное, творческое восприятие окружающего мира. © Издательство «Советский писатель», 1985 г.
Две неразлучные подруги Ханна и Эмори знают, что их дома разделяют всего тридцать шесть шагов. Семнадцать лет они все делали вместе: устраивали чаепития для плюшевых игрушек, смотрели на звезды, обсуждали музыку, книжки, мальчишек. Но они не знали, что незадолго до окончания школы их дружбе наступит конец и с этого момента все в жизни пойдет наперекосяк. А тут еще отец Ханны потратил все деньги, отложенные на учебу в университете, и теперь она пропустит целый год. И Эмори ждут нелегкие времена, ведь ей предстоит переехать в другой город и расстаться с парнем.
«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.
«Венок на могилу ветра» — вторая книга писателя из Владикавказа. Его первый роман — «Реквием по живущему» — выходил на русском и немецком языках, имел широкую прессу как в России, так и за рубежом. Каждый найдет в этой многослойной книге свое: здесь и убийство, и похищение, и насилие, и любовь, и жизнь отщепенцев в диких горах, но вместе с тем — и глубокое раздумье о природе человека, о чуде жизни и силе страсти. Мастерская, остросовременная, подлинно интеллектуальная и экзистенциальная проза Черчесова пронизана неповторимым ритмом и создана из плоти и крови.
В новом романе знаменитого писателя речь идет об экзотических поисках современной московской интеллигенции, то переносящейся в прошлое, то обретающей мистический «За-смертный» покой.В книге сохранены особенности авторской орфографии, пунктуации и фирменного мамлеевского стиля.
Первая «большая» книга Д. Бакина — молодого московского писателя, чей голос властно заявил о себе в современной русской литературе. Публикация рассказов в «Огоньке», книга, изданная во Франции… и единодушное призвание критики: в русской литературе появился новый значительный мастер.
Согласно древнегреческим мифам, Сизиф славен тем, что организовал Истмийские игры (вторые по значению после Олимпийских), был женат на одной из плеяд и дважды сумел выйти живым из царства Аида. Ни один из этих фактов не дает ответ на вопрос, за что древние боги так сурово покарали Сизифа, обрекая его на изнурительное и бессмысленное занятие после смерти. Артур, взявшийся написать роман о жизни древнегреческого героя, искренне полагает, что знает ответ. Однако работа над романом приводит его к абсолютно неожиданным открытиям.Исключительно глубокий, тонкий и вместе с тем увлекательный роман «Сизиф» бывшего актера, а ныне сотрудника русской службы «Голоса Америки».