Ланселот - [17]

Шрифт
Интервал

Через некоторое время Люси удалилась.

Марго, Мерлин и Дан продолжали беседовать. В их голосах появились новые нотки, говорившие о моем отсутствии.

Дальше произошли два небольших события.

Марго перегнулась через Мерлина, чтобы что-то сказать Рейни, — я не слышал, что именно, но ее волосы скользнули по его лицу. Когда Марго с кем-нибудь говорила, у нее была привычка наклоняться к своему собеседнику, временами задевая его плечом или рукой. Мерлин рассеянно отклонился, учтиво уступая пространство, но когда она приподняла плечо — она что, держала его за коленку? — он шутя укусил ее обнаженную загорелую руку, даже не то чтобы укусил, а так, прикоснулся зубами к коже. Это было сделано настолько небрежно, что, похоже, он сам не заметил своего безотчетного движения. Он даже не перевел взгляд.

— Ладно, — наконец произнес он. — Значит, схватку Рейни и Дана мы снимем в голубятне. Согласен. Шахматные пятна света будут там выглядеть гораздо эффектнее, чем в хижине раба. И все же я бы хотел…

— А как же Руди? — спросил Дан. Да, вроде это он спросил. Руди? Кто такой Руди? Он сказал «Руди»? Что-то я не пойму.

Никто не обратил внимания.

— Что? — переспросил Мерлин через минуту.

Рейни тряхнула головой, откинув волосы, подперла щеку пальцем и начала мурлыкать какой-то мотивчик.

Марго снова перегнулась через Мерлина что-то сказать ей. Что именно, я не расслышал.

В голосе Рейни звучало мое отсутствие. Она стала совсем другой. Вообще-то у нас с ней установились отношения шутливого флирта. Конечно, она была девушкой Дана. Но я мог ей сказать, что она красива (действительно красива) или настолько расшалиться, чтобы при встрече поцеловать — в губы, как они все целовались. И она могла мне сказать, что я красив (неужели?). Когда мы находились в обществе других людей, между нами действовало шуточное соглашение, что она будет внимательна ко мне и, даже беседуя с другими, не станет поворачиваться ко мне спиной. Мы вели себя так, словно мы женатая пара и ревнуем друг друга к окружающим. Но сейчас, в мое отсутствие, она была совсем другой.

Руди? Кто такой Руди? Я? Почему Руди?

Рейни напевала детскую шутливую песенку или, вернее, делала вид, что напевает, словно подавая этим какой-то знак.

Это что же — «Рудольф, сизоносый сохатый»?

Может, это намек на то, что я пью и у меня нос иногда краснеет?

Или на то, что у Рудольфа рога?

Это Дан первым сказал «Руди»? Но уж все-таки вряд ли Мерлин.

+++

Однако странно, как подобное открытие нечестности со стороны ближних, неверности жены, может потрясти, сбить с панталыку и заставить по-новому взглянуть на вещи!

За один вечер я сделал два самых важных в жизни открытия. Сначала я узнал о неверности жены, а пятью часами позднее открыл для себя свою жизнь. Себя и свою жизнь впервые увидел отчетливо.

Может ли зло порождать благо? Тебе никогда не приходило в голову, что можно заняться поисками не Бога, но зла? По-моему, все эти годы вы, ребята, дружно перли в тупик со своей болтовней о Боге, о знамениях его бытия, о красоте и правильности вселенной — это ведь полная ерунда, и вы прекрасно это знаете. Чем больше мы узнаем о красоте и правильности вселенной, тем меньше отношения ко всему этому имеет Господь Бог. Кого вообще волнует этот Главный Часовщик?

Но вот если бы мне показали грех! Деяние зла в чистом виде, невыносимый поступок, которому нет и не может быть объяснения! Вот это действительно было бы таинство. Люди и впрямь встрепенулись бы и обратили внимание. На меня бы это произвело очень сильное впечатление. Тебе бы удалось тогда заставить меня почти поверить.

В эпоху, когда все утратили интерес к Богу, что если удастся доказать существование греха — просто греха в чистом виде? Разве это не стало бы для всех вас манной небесной? Новым доказательством бытия Божьего! Если на свете существует такая вещь, как грех, порок, живая сила зла, тогда должен существовать и Бог!

Я серьезно. Когда ты в последний раз видел грех? А, тебе сто раз его доводилось видеть? А мне вот нет, по крайней мере, давненько не видывал. То есть настоящий, необусловленный грех. Ты же не станешь меня уверять, что какой-нибудь несчастный подонок, избивающий своего ребенка, совершает грех?

Похоже, тебя это не очень впечатлило. Да, ты слишком хорошо меня знаешь. Я просто шутил. Ну, почти шутил.

Однако шутки в сторону, я должен пояснить свое второе открытие. Выйдя из темной гостиной, куда никто никогда не заходит, я тихо выскользнул из дома и пошел в свою голубятню другой дорогой. Казалось бы мелочь, но важная. Потому что только тогда я понял, что ходил одной и той же дорогой месяцами, годами. Буквально протоптал тропу. Моя жизнь превратилась в такую рутину, что по мне можно было сверять часы (это мне сказала Сьюллен), и вот я вышел из дома. «Наверное, сейчас без двух минут десять: он не любит опаздывать к десятичасовым новостям». Каким новостям? Чего я ждал, каких событий? Каких свершений алкал?

Нет. Сначала я навестил Сиобан и Текса, которые разговаривали о «знайках-зазайках».

— Мне понравились зайки-зазнайки, — сказала Сиобан, повиснув у меня на шее.

— Тебе понравились знайки-зазайки! — вскричал Текс, он тянул к ней руки и, полагая, что пошутил удачно, принялся вновь и вновь повторять: — Говорил же я, тебе понравятся знайки-зазайки!


Рекомендуем почитать
Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Мне бы в небо. Часть 2

Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.


Что тогда будет с нами?..

Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..


Шоколадные деньги

Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.


Тиора

Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.


Разновразие

Прозу московской писательницы Ирины Поволоцкой часто относят к так называемой «женской» и ставят рядом с именами Г. Щербаковой и Л. Улицкой. За повесть «Разновразие» автор был удостоен престижной литературной премии имени Аполлона Григорьева, учрежденной Академией Русской Современной Словесности. В книгу также вошли рассказы, публиковавшиеся в «Новом мире» и других «толстых» журналах.


Блуждающее время

В новом романе знаменитого писателя речь идет об экзотических поисках современной московской интеллигенции, то переносящейся в прошлое, то обретающей мистический «За-смертный» покой.В книге сохранены особенности авторской орфографии, пунктуации и фирменного мамлеевского стиля.


Сизиф

Согласно древнегреческим мифам, Сизиф славен тем, что организовал Истмийские игры (вторые по значению после Олимпийских), был женат на одной из плеяд и дважды сумел выйти живым из царства Аида. Ни один из этих фактов не дает ответ на вопрос, за что древние боги так сурово покарали Сизифа, обрекая его на изнурительное и бессмысленное занятие после смерти. Артур, взявшийся написать роман о жизни древнегреческого героя, искренне полагает, что знает ответ. Однако работа над романом приводит его к абсолютно неожиданным открытиям.Исключительно глубокий, тонкий и вместе с тем увлекательный роман «Сизиф» бывшего актера, а ныне сотрудника русской службы «Голоса Америки».


Страна происхождения

Первая «большая» книга Д. Бакина — молодого московского писателя, чей голос властно заявил о себе в современной русской литературе. Публикация рассказов в «Огоньке», книга, изданная во Франции… и единодушное призвание критики: в русской литературе появился новый значительный мастер.