Ламентации - [23]

— А Америка? — проронила она.

— Америка?

— Да, Бак. Черные могут голосовать, и Америка не развалилась. Поезда ходят по расписанию, телефонная связь надежней нашей, а уровень жизни самый высокий в мире. Если в Америке у всех равные права, почему это невозможно у нас?

Тут Бак заорал, чтобы из кухни принесли еще холодного пива; все наперебой стали предлагать помощь, и слова Джулии потонули в хоре голосов.

Туннель до Китая

Беременность Джулии развивалась необычайно быстро. Врач заключил, что она ждет двойню, и Говард, чье восхищение природой не знало границ, стал объяснять Уиллу, как рождаются близнецы, — взял апельсин и разрезал пополам. Уилл расстроился: он думал, что мамину любовь придется делить лишь с одним соперником, а оказалось, предстоит иметь дело сразу с двумя. Он сказал, что не любит апельсины и никогда больше к ним не притронется.

Но позже, когда Говард, объясняя, где Африка и где Китай, проткнул апельсин карандашом, Уилл вдруг проникся состраданием к братьям.

— Не надо, им же больно! — крикнул он.

— Кому больно? — отец удивился.

— Им. — Уилл указал на огромный мамин живот.

— Глупости, — возразил Говард. — Этот апельсин, то есть яйцо, в животе у мамы!

— Говард, ты его совсем запутал, — вмешалась Джулия.

Каждый понедельник Авраам являлся с больной головой и все утро просиживал в сарае, скрестив ноги, держась за голову и постанывая. Уилл каждый раз приносил ему из кухни чашку чая для бодрости (чтобы Джулия не заметила, что с Авраамом), а садовник в благодарность отвечал на любые вопросы, которыми засыпал его мальчик.

— Авраам, — начинал Уилл, — глубоко вы вскапываете клумбу?

— Очень. Розы любят, когда глубоко копают.

— Вы хоть раз докапывались до Китая?

Авраам поморщился:

— До Китая? Да у меня при одной мысли башка трещит!

Уилл рассудил, что для такого предприятия нужна ясная голова, а начать лучше на клумбе с розами. Научился он и сжимать виски, точь-в-точь как мучимый похмельем бушмен. За ужином Джулия заметила, что Уилл держится за голову.

— Что с тобой, Уилл?

— Перепил.

— Чертов Авраам! — буркнул Говард.

Беспокоили Джулию и другие привычки Уилла: он пристрастился мусолить самодельную трубку из палки и катушки для ниток, таскать в заднем кармане бутылку из-под ванили вместо фляги и поглаживать воображаемую бороду.

Как-то утром повар посетовал, что его дочке Рут нечем заняться на каникулах.

— Джозеф, — предложила Джулия, — что ж вы не приводите Рут поиграть с Уиллом?

Так Уилл встретил свою первую любовь.

Рут была изящна, как журавль на берегу реки, и гордилась своей красотой; под мышкой она носила крышку жестянки из-под печенья и любовалась своим отражением. Вдобавок она была старше Уилла на два года, а значит, ей были открыты все тайны жизни.

— Рут, — спросил Уилл, — откуда у твоего отца шрамы на щеках?

— Это его родители порезали, чтобы отогнать злых духов.

— А почему их отгоняют вот так?

— Я же тебе говорила, Уилл, — вздохнула Рут, — злые духи селятся в здоровых душах. А если они увидят шрамы на лице, то решат, что душа больная, и не станут ее трогать.

— А почему у тебя нет шрамов? — спросил Уилл.

— Иисус хранит меня и моего братика Джозефа.

— А почему у тебя кожа черная?

— Такой ее создал Иисус. — Рут достала крышку от печенья, чтобы полюбоваться собой.

Уилл наклонился и стал рассматривать свое отражение рядом.

— А почему у меня кожа не такая, как у тебя?

Решив, что с нее на сегодня хватит, Рут выгнула стройную шею и отвечала:

— Потому что, когда Иисусу надоело делать красивых людей, он наделал уродов.

Уилл обиженно замолчал, чего и добивалась Рут.

Лишь из любви к Рут Уилл безропотно снес подобное оскорбление. А вечером принялся засыпать вопросами маму.

— Ты родишь черных малышей?

— Нет, сынок, таких же, как ты.

— Черные дети красивые, — заметил Уилл.

— Да. — Джулия улыбнулась при мысли, что от таких слов у ее матери волосы встали бы дыбом.

— Разве ты не хочешь черных малышей? — не унимался Уилл, пытаясь увязать мудрость мамы и Рут, — ему казалось, что раз мама хочет еще детей, значит, она им недовольна.

— Белые малыши мне тоже нравятся, — сказала Джулия.

Вернувшись к Рут, Уилл передал ей мамины слова.

— Да, — согласилась Рут, — но для Иисуса черные малыши самые красивые. — Взяв в руки крышку от печенья, Рут одарила себя ослепительной улыбкой.

— Зачем же тогда он делает некрасивых детей?

— Для того же, для чего младенец Иисус, когда устал делать леопардов и газелей, — объяснила Рут, — наделал бегемотов и бородавочников, — для смеха.

— А-а, — протянул Уилл. — Но для девочек-бородавочниц мальчики-бородавочники — не уроды.

Рут прикрыла глаза, разговор ее утомил. Уилл, испугавшись, что ей скучно, решил поговорить о чем-нибудь еще.

— Рут, — начал он, — а знаешь, что Китай на другом конце земли, прямо напротив нас? Если выкопать глубоченную яму, то попадешь…

— Уилл, — Рут зевнула, — можно тебя попросить кое о чем?

— Конечно, Рут.

— Вырой мне яму.

— Зачем?

— Хочу поглядеть на китайца, — сказала Рут с томной улыбкой.

Уилл рад был угодить Рут, но на пути стояла трудность.

— А вдруг я до них докопаюсь, когда у них ночь?

— Вот и хорошо, — обрадовалась Рут. — Хочу увидеть Полночного Китайца.