Ламберт Херсфельдский. Анналы - [21]

Ничуть не тронутые этими речами, ибо упрямство уже обратило их к безумию и свирепости, они тут же разбегаются по монастырю, призывают друг друга отважиться на это деяние и таким образом, наконец, когда заговор созрел, они в числе шестнадцати человек, неся перед собой крест, исполняя антифон, вырываются из стен монастыря. Вдали за ними следовали старшие по возрасту, мыслившие вполне здраво, с таким плачем и рыданием, как если бы траурная процессия влекла их к погребению и они готовились услышать последнее прости⁴⁴³. Итак, чтобы внезапно сообщенная новость о столь дерзком предприятии не ввела короля в изумление, они отправляют вперед одного из их числа, галопом, как можно быстрее, чтобы он предъявил королю письменные доказательства столь великого урона и поведал, вследствие какого насилия, какой необходимости они были вынуждены решиться на эту крайнюю меру. Сами же, пешком и сохраняя строй, медленно следует за ним.

После того как вестник прибыл туда и были зачитаны письма, ужас по поводу столь дерзкого деяния поразил всех, бывших во дворце; удивлялись, как среди выдающихся и апостольского образа жизни мужей могло найтись столько гнусности, что они за личные обиды хотят столь жестоко отомстить государству, что сыновья не жалеют отца, тем более в том несчастье, в каком он мог бы вызвать сочувствие и слезы даже у своих врагов. Итак, всеми было решено покарать это поразительное деяние каким-либо примерным наказанием. Тогда король, пользуясь советом архиепископа Кельнского и Отто, герцога Баварского, по произволу которых в то время управлялось государство, распорядился, чтобы сам податель писем вместе с тремя другими, которые были зачинщиками мятежа, были отправлены для содержания под стражей по различным монастырям. Для обуздания же остальной толпы, поскольку ни дух кротости, ни розга монашеской дисциплины не смогли их образумить, аббат должен был воспользоваться воинским отрядом.

Тогда аббат, отправив им навстречу рыцарей, приказал без насилия и суматохи доставить их в Фульду, где они за пределами монастыря и под стражей должны дожидаться его возвращения. Сам же, попрощавшись с королем, последовал вслед за ними. Там, собрав братьев и наиболее видных фульденских вассалов, он долго держал совет, каким судом - мирским или монашеским - следует их покарать. Победило то мнение, которое определило, что тех, которые, сбросив иго устава и презрев аббата, покинули из-за упрямства монастырь и еще не были приняты назад, следует судить скорее по мирским законам. Таким образом, аббат в соответствии с мирским приговором двух из них, одного в должности священника, а другого в должности дьякона, приказал прилюдно высечь розгами, остричь и изгнать. Остальных, измученных многочисленными побоями, он разослал по соседним монастырям - одного туда, другого сюда. Однако наказание в отношении отдельных лиц было вынесено не по мере их вины, но мягче или строже, в зависимости от знатности или низости их предков. Неясно, видел ли сам аббат, пораженный сильной болью, что он, карая за свои обиды строже, чем следовало, преступил меру. Но известно, что в это время на Фульденский монастырь легло такое пятно, что в течение долгого ряда следующих друг за другом лет его нельзя было ни смыть, ни стереть.

Бела⁴⁴⁴, который захватил венгерский престол, умер. Иоас, его сын, полагая, что лучше в мире наслаждаться умеренной властью, чем, стремясь к неумеренной, готовить несчастье и разорение своему народу, поручил передать королю Генриху, что если у Соломона, сына короля Андрея, ему будет оказан достойный его предков и заслуг почет, то он подчинится и будет ему верен, предпочитая соревноваться с ним скорее в благодеяниях, чем в оружии, скорее в верности, чем в борьбе⁴⁴⁵. То же самое обещали в постоянных посольствах и все венгры. Так король Генрих, вступив с войском в Венгрию, восстановил Соломона на отцовском престоле и отдал ему в жены свою сестру⁴⁴⁶; и, устранив всех, которые могли доставить королю беспокойство или поколебать положение государства, он в мире вернулся в Галлию.

Воспитание короля и решение всех государственных дел было в руках епископов; наибольшим авторитетом среди них пользовались Майнцский и Кельнский архиепископы. Когда ими был допущен в совет Адальберт, архиепископ Бременский⁴⁴⁷, то он, как по причине знатности рода, так и ввиду преимуществ возраста и архиепископства, частыми речами, а также угождением и заискиванием в скором времени так привязал к себе короля, что тот, ни во что ни ставя прочих епископов, полностью склонился к нему, и он, казалось, захватил чуть ли не полную власть во всем государстве⁴⁴⁸. Вторую роль после него играл граф Вернер⁴⁴⁹, юноша неукротимого и нрава, и возраста. Они вдвоем правили вместо короля; ими же епископства и аббатства, ими же всё, что было из церковных и светских должностей⁴⁵⁰, продавалось. Ни у одного, хотя бы и деятельного и выдающегося мужа, не было иной надежды на получение какой-либо должности, как только прежде выкупить ее у них посредством огромного расточения своих денег. Правда, от епископов и герцогов они удерживались, но скорее из страха, чем из благочестия. Против аббатов же, поскольку те не могли сопротивляться этим обидам, они свирепствовали с полной безнаказанностью, открыто заявляя, что король имеет над ними не меньше права и власти, чем над своими фогтами или над какими-либо другими распорядителями королевского фиска.