Лабиринты свободы - [5]

Людвиг, продолжая ухмыляться, отдёрнул ладонь и надел рукавицу.

— Гостей дома не жду, да и сам я давно дома не был, а именитые и знаменитые ко мне давненько уже не приезжали. Да и что им делать в этом забытом Богом краю, — ответил он жёстко, как отрезал. — Ну, спасибо тебе, ромалэ, развлекла меня немного. А теперь отойди от коня, а то зашибу или покалечу.

Махнув в сторону окраины деревни, где была видна кузница, Людвиг добавил:

— Езжайте к кузнецу, скажите ему, что Людвиг Костюшко приказал починить вашу кибитку. А что будет, только Бог знает.

Последние слова Людвиг произнёс уже в движении. Он слегка ударил плёткой лошадь, и та с какой-то радостной прытью, чувствуя близость дома и полагаемого ей корма, рванула с места.

Цыганка ещё некоторое время смотрела на удаляющуюся повозку, а потом промолвила тихо, качая головой:

— Езжай, пан, встречай своего гостя... — и направилась назад к старой кибитке, подметая снег широкой и длинной юбкой, покрикивая на разгулявшихся цыганят на своём непонятном обычному человеку языке.

II

экля с волнением ждала возвращения мужа. Людвига она любила, но иногда у неё появлялся страх за детей, за себя, за всю семью, за хозяйство, которое постепенно приходило в упадок. Это был не просто какой-то человеческий страх перед чем-то ужасным, а скорее волнение перед неизвестным будущим, которое могло бы стать причиной изменения того образа жизни, к которому она привыкла с детства.

Тэкля родилась в семье православных зажиточных помещиков Ратомских. Семья была большая, а крепкое хозяйство вызывало уважение и зависть у соседей. Её же отец, за свою рассудительность и деловую смекалку, в округе, где они жили, заслуженно имел репутацию добропорядочного семьянина и рачительного хозяина. И всё-таки местное панство вскоре нашло повод поговорить о делах семьи Ратомских в кругу представителей женского пола. Эта вечная, как сама жизнь, тема долго обсуждалась на «девичниках» не только среди солидных мамок, имеющих многочисленное семейство, но и среди молодых паненок, которые были на выданье.

А повод для таких пересудов всем предоставил красивый польский шляхтич Людвиг Костюшко, который прислал сватов в дом Ратомских. «Купец» был уже в солидном для жениха возрасте, когда все решения принимаются самостоятельно: где и с кем жить, что и сколько сеять и кому предложить стать его спутницей в этой грешной жизни. Но когда сваты прибыли к месту назначения за «товаром», то родители Тэкли, молодой 18-летней красавицы, не хотели открывать ворота для таких гостей. Причина же такой неприязни к сватам была только одна — все члены семьи Костюшко были католиками, а все предки Ратомских до пятого колена были православными.

Такая религиозная неприязнь обычно не выражалась открыто между семьями различной веры, проживающих в одной местности. Однако в душе каждого католика или православного сидел маленький чертёнок, который мутил религиозную воду, Этот бес не давал душам людей спокойно принимать тот факт, что люди перед Богом все одинаковы и равны. Даже несмотря на их веру и на то, как они крестятся: справа налево или наоборот. А тут ещё ксёндзы с одной стороны, а православные священники с другой стороны не совсем лестно отзываются друг о друге на воскресных проповедях. Разжигая религиозную неприязнь к инакомыслящим, «святые отцы» лишний раз давали повод простым смертным косо смотреть на своего соседа, призывая помнить о вере, которую каждый из них преподносил как единственно правильную и истинную.

Где Людвиг познакомился с Тэклей и встретился с ней в первый раз, когда успели они договориться между собой, об этом, к большому сожалению местных сплетниц, никто толком пояснить не мог. Стремление влюблённых связать себя узами брака было обоюдное и желанное, но как же не хотел отец семейства Ратомских отдавать свою дочь замуж в семью католиков! Однако ему пришлось всё-таки смириться перед грозным предупреждением дочери, что она примет подстриг и уйдёт в монастырь, если отец не даст своего согласия на этот брак. Да и подобные смешанные браки в Польше были не редкость. То тут, то там слышались пересуды по поводу очередного брака, когда молодой жених и молодая невеста воспитывались в семьях, исповедующих различные религии. Но если подобное происходило среди «ясновельможных» панов, то что уж тут осуждать простых смертных.

Достаточно много времени прошло с того часа, когда Людвиг и Тэкля стали мужем и женой, и две их дочки и сын уже заполнили их счастливую жизнь. В семье царил полный патриархат: если Тэкля и делала какое-нибудь предложение по поводу обустройства их хозяйства, то последнее слово чаще всего оставалось за Людвигом, её мужем. Но если серьёзные семейные разногласия становились неразрешёнными, а никто из супругов не шёл на уступки, то Людвиг уезжал из дому на охоту на несколько дней к кому-нибудь из соседских помещиков или направлялся в Вильно. Там он любил походить по городу, посетить друзей, выпить с ними чарку-другую, обсуждая последние новости в государстве и свои личные проблемы. После того как заканчивались деньги, а обсуждать больше было нечего, Людвиг возвращался домой. Спокойно, как ни в чём не бывало он продолжал свою помещичью жизнь, и к неразрешённой проблеме по молчаливому согласию супруги больше не возвращались.