Лабиринты сердца - [2]

Толпа громко и злорадно засмеялась. Остроумие мистера Гирсли явно пришлось по нраву зрителям.

— Мой отец погиб, а мама —  умерла… — закричал мальчишка под злобные смешки толпы.

— Мне без разницы! —   орал бакалейщик.

— Если бы мне кто-то да работу, то я бы работал! Но работу мне никто не дает! —   вырывался воришка, — А дома меня ждет голодная сестренка.

— Сиротинушка! Небось, спился твой папашка, а мамка — померла от срамной болезни! —   хрипло орал какой-то мужчина в рыбацкой куртке, — Знавал я твою мамку! Еще та!

— Это ложь! —   вспыхнул мальчишка, — Мы жили на втором ярусе! Мой отец был капитаном королевской гвардии! А мама…

Мальчишке так и не дали закончить. Толпа разразилась противным смехом.

— Ишь, какие сказки сочиняет! — проскрипела дряхлая старуха, — На втором… кхе… кхе… ярусе! Еще скажи, что ты —  принц! Кхе… кхе…

— Мало того, что вор, так еще и лгун! — гаркнул бородатый мужчина.

— Я могу доказать! —   глаза мальчишки сверкали, — Мой отец…

— Да что ты его слушаешь! —   закричал бородач, обращаясь к бакалейщку, — Всыпать бы ему по первое число! Сразу отучиться воровать!

Неподалеку от этой безобразной сцены остановилась девушка в сером платье линялом платье в клетку. Было видно, что платье ей досталось по наследству от кого-то из взрослых и видело лучшие времена давным-давно. Темные волосы девушки были собраны в немного неряшливую косу, которая лежала у нее на плече. На ногах у нее были старые, стоптанные туфли, а в руках была пустая корзинка. Вообще-то девушка шла за яблоками, которые продавались неподалеку. Цена вполне соответствовала качеству. Гнилушка —  один гвен за пять штук, яблочки получше —  два гвена. Но отчаянные крики мальчика привлекли ее внимание, и она решила посмотреть, чем закончиться эта безобразная сцена. Девушка пристально наблюдала за толстым бакалейщиком и грязным попрошайкой, и с омерзением смотрела на толпу, которая смеялась над неудачливым воришкой. Наконец, отважившись, девушка шагнула вперед и попыталась протиснуться к бакалейщику.

— Ты куда без очереди прешь? —   раздался грубый голос из толпы. Его поддержали одобрительные возгласы.

— Пришла покупать — занимай очередь! Ишь, какая цаца выискалась! —   скрипела какая-то старушка, замахиваясь клюкой на девушку.

Девушка, казалось бы, не замечала ни злобных окриков, ни язвительных замечаний, ни оскорблений в свой адрес. После первой волны негодования толпа постепенно умолкла. В уличной пьесе, о которой они потом будут рассказывать знакомым, появилось новое действующее лицо.

— Извините, — негромко сказала она, обращаясь к бакалейщику, — Вам не кажется, что мальчику стоит помочь. Он ведь и вправду голоден. А еще, будьте так любезны, и устройте мальчишку на работу. Вы же сами позавчера повесили вывеску, что в лавку требуется помощник.

Бакалейщик покраснел, усы его задергались, а глаза скользнули в сторону потрепанного объявления. Мистер Гирсли бросил взгляд на воришку, который жалобно смотрел на дородное лицо бакалейщика, а потом перевел взгляд на девушку. У девушки были какие-то необычные глаза. Он видел, как ее зрачок расширяется, поглощая коричневую радужку. Бакалейщик не смог отвести взгляд, хотя ему этого очень хотелось. Глаза у девушки стали черными, словно самая непроглядная ночь и… внезапно бакалейщик присел на край огромной дубовой бочки с потертой надписью «капуста».

Через несколько мгновений мистер Гирсли резко встал. В его глазах больше не было ненависти к попрошайке и воришке. Бакалейщик растерянно посмотрел по сторонам, словно только что здесь очутился и не совсем понимает, что здесь вообще твориться. Потом его взгляд остановился на мальчишке.

— Послушай… Ты извини старика… Я знаю, что такое голод… Возьми буханку себе… —   сказал бакалейщик спокойным голосом, в котором было столько отческой любви, сколько он, пожалуй, никогда не испытывал даже к своим детям.

Попрошайка смотрел на внезапную перемену в мистере Гирсли, испуганно прижимая буханку хлеба к груди. Отдавать ее он не собирался ни при каких обстоятельствах. На кону была его жизнь и жизнь сестренки.

— Так я могу ее взять? —   недоверчиво спросил мальчишка, глядя в глаза бакалейщику.

— Ну раз я сказал, то можешь… Послушай, вот тебе еще пару булочек… Передай сестренке… Она наверняка будет рада… И вот еще… Приходи завтра… Мне нужна будет помощь в лавке. Я заплачу тебе… — сказал бакалейщик, заворачивая в бумажный пакет пару слоек со скудной начинкой, но с пылу-жару.

Воришка долго не мог найти слов, а потом, сглотнув слюни, проговорил:

— Спасибо, добрый сэр… Я приду завтра… Спасибо… Вы не пожалеете, что дали мне работу! Вот увидите, сэр! Я буду стараться!

Очередь разочарованно вздохнула. Они ожидали, что бакалейщик сам, лично поколотит наглеца или позовет стражу, которая быстро во всем разберется. Разумеется, в пользу торговца. И не бесплатно.

— А может, и мне булочку подарите? — насмешливо спросил худой старик, протягивая костлявую руку.

— И мне! И мне! —   наперебой стала кричать толпа.

— Так! — басом крикнул бакалейщик, — Доброе дело на сегодня я уже сделал! Остальные —  в очередь. Только за деньги! Обещаний и клятв я не принимаю! Их на хлеб не намажешь! Никаких «завтра занесу»!