Лабиринты - [16]

— Что это, — говорит, — у тебя? — Да дерг к себе мешочек тот, в котором было увязано яичко. Я здесь и вскипел весь от злости. Шутка, сколько лет муки, надежды моей!..

— Да, чтоб ты провалилась! — говорю. Да в хвост ее и в гриву А она отвечает мне!

— Что ты, — говорит, — выродок, без причины бьешься! — Да вцепилась двумя руками мне в загривок. А Марыля мая — баба, что телка. Схватила да в ответ мне тумаки раздает. Здесь я от неожиданности и чтобы вырваться быстро повернулся и слышу — хрусь! — у меня под мышкой. И такой смрад пошел, серою и адом понесло, что у меня аж дух перехватило.

— Марыля! — кричу, — Марыля, лови: дракон вылупился! — А она так задохнулась смрадам тем, что так и покатилась кулём-нырком с сена вниз. Очнулась внизу и зовет:

— Тумаш, жив ли ты? Что это с тобой? То не желудок лопнул?

Я только проклял чертову бабу, и заглянул в мешочек. А оттуда адом несет, и ничего, кроме скорлупок и слизи, нету.

Так кто его знает, был дракон или нет?

А нет, панич, не куриное, а петушиное было яичко! Сам же я видел. Кто же знает, может, это моя скотинка, мной так трудолюбиво высиженная, сейчас Грыню деньги таскает. Это вполне возможно. Почему же — от меня улетел, к нему пристал и служит ему.

Смешной вы, панич, — в книгах нигде об этом не читали! И не найдете в книгах. Про многое в книгах не пишут. Об этом спрашивай не книги, а людей знающих, тогда и узнаешь. О, много можно узнать про всякое разное, но не из книг только…

Дударь

Умер старый Дударь, деревенский музыкант, и душа его, взяв дуду за пазуху, пошла в небо.

Подошел он в небо, смотрит: закрыто. «Ну, — думает, — спят». Сел на колодку у ворот и ждет дня. Долго сидел, и стало ему грустно. Достал из-за пазухи дуду, попробовал пищик и давай потихоньку играть. Сперва тихо, дальше посильнее, а там и подпевать начал.

Вдруг слышит голос из-за ворот:

— Кто там?

«Видимо, святой Петр», — подумал Дударь, но отвечает смело:

— Я!

— Кто — «я»?

— Дудар!

— Чего глотку дерешь?

— Совсем не деру — пою.

— Чтобы тебя… А почему же так поздно пришел?

— Никак нельзя было раньше: умер под самый вечер.

— Под вечер? — удивился за воротами. — Так по-хорошему тебе нужно было бы еще на половине пути быть.

— Да, святой Петр. Я рачительный — белорус, известно.

— А откуда ты? Из-под Борисова?

— С той стороны.

— А с какой деревни?

— Так хоть и скажу тебе, ты же все равно не знаешь.

— Говори, говори, я все знаю.

Назвал Дударь и деревню.

— Как твое имя? — допрашивал далее голос.

— Янка.

— А по фамилии?

— Дударь.

— Ну, хорошо, Янка Дударь, пока рассветет, посиди у ворот да смотри не шуми здесь.

Стал Дударь дня ждать. Сидел, сидел, опять грустно стало, к тому же под утро холодом потянуло, хотя это и летом было. Снова достал он свою дуду, чуть-чуть наигрывает, чтобы за воротами не услышали.

Глядь — а на заборе какие-то головки показались— одна, вторая, третья. Ангелочки.

— Слушайте, слушайте, — говорит один, — как красиво играет!

Здесь уже Дударь не выдержал и начал играть во весь голос.

— Ах, как красиво! Вот хорошо! И что это за музыка такая? — удивится ангелочек.

— Это борисовская, — сказал Дударь.

Вдруг загремели ключи в замке и открылась ворота. В воротах стоял небесный Ключник, святой Петр.

— Дудар!

— Чего?

— Пойдем!

А по небу уже разошлась молва, что пришел музыкант из Беларуси и очень хорошо играет на дуде. Дошло это и до самого Бога, который, выйдя из покоев, сел на крыльце прохладиться: за работу не брался потому что, что воскресенье было.

Не успели Дударю квартиру назначить, как пришел к нему ангел, только не такой, как предыдущие — маленькие, в белых майках, с белыми крылышками, а большой, в серебряной одежде.

— Янка Дудар! — сказал посланник.

— Что, сударь?..

— Правда, что ты умеешь играть?

— Правда!

— А сыграл бы?

— А почему же не сыграть! Перед кем?

— Перед Богом Святым!

Почесал Дударь затылок, да недолго думал. Борисовец был, а все борисовчане — народ смелый.

— Сыграю, — говорит.

— Ну, так пойдем! — говорит ангел.

Пошли. Ангел спереди, Янка сзади. Смотрит, удивляется.

С обеих сторон дороги серебряные дома, а живут в них святые. В конце улицы увидел самого Бога, который сидел на крыльце и ждал.

Дударь даликатненько поклонился — был он человек бывалый и знал, как где нужно притаится. Бог кивнул головой.

А кругом уже собрались ангелы — малые и великие, архангелы в золотых и серебряных одеждах, святые и просто так праведные души — мужики и бабы. Народу тьма, яблоку негде упасть, и все хотят послушать музыку.

— Ну, Дударь, — сказал Бог, — играй!

А Дударь вновь поклонился и говорит:

— Смиренно кланяюсь вельможному Пану Богу, и извините, что я спрошу: нет ли здесь на небе кого-нибудь из наших, борисовских, только чтобы из молодых?

— А зачем тебе?

— Под танцы играть ловчее.

Улыбнулся Бог и дал знак ангелам. Полетели двое, но вскоре вернулись, говорят:

— Нашли двух борисовчан, только очень старых.

— Старые не годятся, — сказал Дударь — не смогут станцевать. Извините, что спрошу: куда же делись молодые? И молодые же иногда умирают.

А святой Юрий на это говорит:

— Молодых надо в чистилище искать.

— А и правда, — сказал Дударь — не иначе, как в чистилище. Наверняка в чистилище. На моей памяти сколько этого народа перемёрло: Никита Гарбуз — тот, что от водки задохнулся, Степан Крук из Докшиц, которому в корчме лоб разбили, Артем Шыка из-под Зембина и Антон Прычепка из-под Дядилавичей — хорошие танцоры были: прибили их на игрищах.