Лабиринт моей жизни - [15]

— Позволишь мне сделать на свой вкус? — спросил он.

— Что? Хот-дог? Пожалуйста, я не привередлива в еде.

— Отлично.

Беркут стал умело собирать хот-дог: смазал майонезом булочку, уложил кусочек сыра, потом сосиску, полил кетчупом и горчицей, добавил маринованные огурчики и посыпал хрустящим жареным луком. Стася действительно была не голодна, но глядя на то, как готовит Беркут, она почувствовала, как засосало под ложечкой.

— Держи, — протянул ей хот-дог Беркут. — Только аккуратнее: горячо.

Стася откусила угощение и от удовольствия прикрыла глаза. Было неимоверно вкусно. Хотя она не помнила, какие любила блюда раньше, теперь могла точно сказать, что обожает хот-доги.

— Очень вкусно, — сказала она. — У тебя большой опыт в этом деле?

— Есть немного. Мы с друзьями иногда выбираемся на природу, и сосиски — мое коронное блюдо. Я знал, что с тобой это поможет.

— Хочешь сказать, я обжорка? — поддела его Стася.

— Нет, но ты точно умная девушка, а значит, заинтересуешься парнем, который может тебя вкусно накормить. А теперь пойдем к костру.

Беркут взял две банки колы и повел ее к костру. Он постелил на бревно циновку, усадил Стасю и сам устроился рядом. С другой стороны костра сидел бородач Михалыч, благодарный за такой праздник, и бренчал на гитаре какую-то песню своей советской молодости. Слов никто не знал, поэтому ему не подпевали, но внимательно слушали. Он пел о дальней дороге, любимой, которая ждала его дома, но так и не дождалась, выйдя замуж за другого.

Ночь была теплой, но Стася дрожала. Все происходящее ей казалось сказочным сном, и так не хотелось просыпаться. Ее волновала и близость парня, к которому она чувствовала непреодолимую тягу, а в животе уже давно запорхали бабочки.

Беркут заметил, что его прекрасная спутница дрожит. Он снял свою куртку и накинул ей на плечи. Стася, благодарно улыбнувшись, подняла на него свои бездонные карие глаза. Сейчас в них отражался огонь, но Беркуту казалось, что он видит пламя ее души. Он отпустил все мысли, перестал думать и просто потянулся к ней.

Стася не отпрянула, не оттолкнула, она лишь прикрыла глаза и позволила ему поцеловать себя. Мягкие губы Беркута осторожно коснулись ее губ, и в этот момент словно миллион маленьких иголочек пронзил их обоих. Странное, но чертовки приятное ощущение. Миниатюрная теплая ладошка легла на колючую щеку Беркута, и он улыбнулся сквозь поцелуй, теснее прижимая к себе Стасю.

— Прогуляемся по берегу? — спросил он, как только Стася отстранилась.

— Пойдем.

Стася не понимала, от чего так горят щеки — от жара костра или поцелуя Беркута. Она опустила голову, чтобы кавалер не заметил ее глупой улыбки. Они отошли подальше от всех и стали любоваться луной, отражавшейся в мелкой ряби воды.

— Стась, расскажи о себе? — вдруг прозвучал самый обычный вопрос, но он полоснул ножом по сердцу.

— Да рассказывать нечего… Я жила в Москве, сейчас вернулась к родителям. Пока ничем не занимаюсь, — невнятно пробормотала Стася, чувствуя, как ее начинает охватывать паника.

— Ты где-то работала?

— Да так… По разному. Я училась в Москве, потом какое-то время работала, но сейчас вернулась в родной город к семье.

— А на кого училась, если не секрет?

— Литературоведение, — первое, что пришло в голову, выпалила Стася.

— Интересно… А я учился в строительном колледже, потом пошел работать. Сначала обычным строителем, потом дослужился до бригадира.

— Ты не отсюда?

— Родился и вырос в Подмосковье, а сейчас веду кочевой образ жизни. Где заказы, туда и еду. В данный момент мой дом Солнечный.

— Так значит, когда вы достроите дом, ты уедешь? — Стася отпустила руку Беркута, но лишь затем, чтобы встать перед ним и увидеть его взгляд. Ей стало страшно, что этот мужчина, который за пару нелепых встреч сумел вскружить ей голову, вскоре уедет. В груди больно защемило от осознания, что она может быть лишь временным увлечением.

— Нам еще долго работать. Вот когда мы закончим дом, тогда мы вернемся к этому разговору.

— М-м-м… И со многими девушками у тебя бывают такие разговоры?

Беркут лишь усмехнулся своим мыслям. Он видел, что Стася не хочет его отпускать, а большего ему пока было не нужно. Над озером кружили летучие мыши, в воде мерцал свет звезд, все еще пели у костра, но для Беркута весь мир сосредоточился в одной единственной девушке. Он шагнул к Стасе, положил руку ей на талию, а вторую запустил в шоколадные кудри. Она подалась вперед и снова позволила себя поцеловать. Но в этот раз Беркут не смог сдержаться. Поначалу нежный поцелуй перерос в страстный. Беркут сделал несколько шагов к большому дубу, ведя перед собой Стасю, пока она не уперлась в него спиной.

Стася с жаром отвечала на поцелуй, она забыла о чести, приличиях и данных самой себе обещаниях. Сейчас за нее говорило тело. Куртка Беркута давно валялась на земле, а он припал губами к ее плечику, с которого сдвинул рубашку. Его горячая ладонь спустилась с поясницы ниже и чуть сжала обтянутую джинсой ягодицу. Стася теснее прижалась к Беркуту и негромко простонала от удовольствия, когда его губы переместились на шею. Ей нестерпимо хотелось большего, но это дикое желание вдруг отрезвило. Стася начала сопротивляться, но Беркут этого не понял.