Кыз-Жибек и белые птицы - [3]

Глава 2

— А что скажешь о Бешик-мергене[15]? — спросил Сарлыбай.

Каршыга вздохнул.

— Негодный он человек. Да и отец его не по уму заносчив. Не нужен тебе такой в родню.

Они перебрали уже всех знатных жигитов алты-шекты[16], но ни один не подходил в женихи к прекрасной Жибек. Дочери хана Сарлыбая исполнилось пятнадцать, и в этом году к ней точно будут свататься. Сарлыбай любил дочь и хотел, чтобы она была счастлива. При этом нельзя было, чтобы отец ее мужа получил большое влияние, а муж не должен потеснить сыновей Сарлыбая.

— Надо искать женихов в других родах жетыру, — сказал Каршыга. — Заодно и к себе привяжем род жениха.

— Чего там искать, вот Бекежан есть, — покачал головой хан. — Он аргынец[17], батыр, каких мало.

— Жибек он не по нраву.

— Сам знаю. Ты, Каршеке, подумай еще, где найти моей Жибек жениха.

Каршыга думал долго — и день, и два, и десять. Он был Сарлыбай-хану другом с детства, потом визиром его сделался, смотрел за табунами коней — девять тысяч коней было у Сарлыбая, большое богатство в степях Ак-Жаика. Потом взял он свой кобыз, сел на коня и отправился в путь.

Стоянка понравились Каршыге — юрты красивые, всюду порядок, жигиты молоды, с хорошим оружием все и в хороших чапанах, а кони — ах, какие кони паслись в стороне от дороги! Каршыгу встретили учтиво, но к предводителю вести не спешили.

— Подожди, почтенный, к чему спешка? — сказал старший среди них.

Тут из белой юрты донесся звук домбры, и Каршыга понимающе улыбнулся — что ж, ради такого кюя можно и подождать. Тот, кто играл на домбре в юрте, несомненно, был человеком одаренным — другой не смог бы так перелить в музыку своей тоски, томления по несбыточному. Каршыге было знакомо это чувство, только был он уже немолод и считал, что сердце его давно остыло. Но неведомый кюйши словно раскрыл двери его души и выпустил наружу тоску по несбывшемуся. Музыка смолкла.

Каршыга утер глаза рукавом и поднял голову. В дверях юрты стоял юноша в туго подпоясанном синем чапане. Если бы не тонкие усики тенью над верхней губой, его можно было бы принять за деву-жигита из войска Гулаим. Каршыга посмотрел на него повнимательнее и понял, что это и есть человек, которого он искал.

— Салам тебе, почтенный, — сказал юноша, приблизившись. — Что привело тебя ко мне? Я Тулеген, сын Базарбая из жагалбайлы.

— Не думал я, что Тулеген, раздающий иноходцев, еще и столь искусный кюйши.

Молва не обманула — этот пришелец из жагалбайлы был хорошего воспитания и не заносчив. И гостя принял как положено — усадил на лучшее место, поднес кумыса, расспросил о благополучии жен, детей и стад. И слушал внимательно, не делал вид учтивости ради. Из ответов его Каршыга понял, что у Тулегенова отца Базарбая, хоть он и не хан, те же обстоятельства — и сына надо женить, и не хочется родниться с теми, кто зарится на богатство, и жену любимому сыну навязывать не нравится. Вот и поехал юный Тулеген к берегам Ак-Жаика искать себе невесту.

— А почему к нам-то, не к соседям? — спросил Каршыга, утирая руки после бешбармака полотенцем.

Вместо ответа Тулеген взял в руки домбру.

…Летели белые птицы в высоком небе, кричали печально.

Край свой любимый оставляли они, от родных лугов улетели они, от зимы улетели.

На зеленых лугах, говорили они, танцует девушка, волосы ее нежнее шелка, чернее ночи.

Нет ей покоя — вернутся ли птицы в родные края по весне?

Скачет ли она на быстром коне, поет ли в руках ее кобыз, —

все смотрит она туда, куда улетели белые птицы…

И вновь ощутил Каршыга, как слезы к глазам подступают.

— Поедем со мной, — сказал он Тулегену. — Я покажу тебе девушку из твоей песни.

Тулеген уехал с ним один, всех жигитов своих оставил, только домбру взял с собой да лук со стрелами. Старший попробовал ему возразить, Тулеген сказал лишь:

— Не ездят в гости без приглашения с дружиной, не сватаются с жигитами за спиной. Ничего нам не грозит во владениях хана Сарлыбая, а будет мне нужно что — пришлю вам весть.

Понравилось это Каршыге. И сам Тулеген ему понравился, теперь лишь бы пришелся он по сердцу Жибек.

Подумав, Каршыга поехал не прямо к ставке Сарлыбая, а встречь откочевке. То и дело попадались им кочевья разных родов — ехал во главе важный бай, следом — его сыновья и жигиты, поодаль, чтобы не глотать пыль из-под копыт их коней, неспешно ехали арбы жен и дочерей. Вот выглянула из арбы девушка — шестнадцати лет, бела лицом, стройна, луну затмит красотой.

— Это ли та девушка, о которой ты мне говорил? — спросил Тулеген.

— Нет, — ответил Каршыга.

Снова поехали они. Небо тут было как опрокинутая голубая чашка, а солнце — нежней, чем в краях между Актенизом и Каратенизом, и степь цвела гуще и дольше, не так скоро выжигало ее солнце.

Еще одну откочевку встретили — едет  окруженная жигитами арба, занавески золотом расшиты. Выглянула из-за занавески девушка — стройна, косы черные в руку толщиной, сама как весенний цветок.

— Это ли та девушка, о которой ты мне говорил? — спросил Тулеген.

— Нет, не она, — ответил Каршыга и улыбку в усы спрятал.

Так ехали они, и красавицы разглядывали путников  и улыбались им. Хорош был Тулеген верхом на сером иноходце, правдивы были слухи о пришельце с юга. Тулеген уж и не спрашивал, та ли это девушка, просто приветствовал встречных, как обычай велит, да улыбался в ответ.