Квинтэссенция поддержания жизни - [24]

Было ли ему больно? Да, было. Он ожидал это от кого угодно, от отца, от Элен, от Галины, от других псевдо-друзей, но никак не от матери. Женщины, которая подарила ему жизнь и сама же её разрушила. Собственными руками, не щадя и не задумываясь о том, что же будет с ним дальше. Отец отошёл от шока первым. Он осторожно подошёл к парню, который всё также стоял и смотрел на мать. Владимир запнулся на полуслове, заметив его взгляд. Взгляд, полный боли и детской обиды, которая уже долгое время не могла отпустить его. Заметил и одинокую слезу, которая скатилась по его щеке. Выдохнув, парень оттолкнул отца и побежал к гаражу, чтобы уехать отсюда. Скрыться. Убежать. Называйте как хотите. Ему нужно было лишь уйти, чтобы больше не видеть их лиц, лиц людей, которые всю жизнь только и делали, что причиняли ему боль, не испытывая даже толики жалости, даже не признавая своей вины.

В спину ему полетел отчаянный крик матери : "Мир!", но он не хотел его слышать. Не хотел слышать голос этой женщины. Но всё же не удержался и презрительно, нарочито громко, что бы услышали все, ответил:

- Я уже давно не "Мир", мама, - он специально сделал ударение на последнем слове, словно выплюнув его, - я "Война".

И так, хлопнув дверцей машины, он быстро покинул территорию дома, не смотря на угрожающие восклицания отца и полу-крики, полу-всхлипы матери.

***

Сожалел ли он о том, что ушёл, даже не попытавшись выслушать своих "родителей", которых было бы логичнее назвать опекунами? Нет, не сожалел. Ни одной клеткой своей истерзанной души он не жалел об этом, они заслужили. Заслужили, заслужили, заслужили.

Он несчитанное количество раз повторял это слово, будто пытаясь таким своеобразным способом оправдать себя. А был ли он виноват, чтобы оправдывать себя в своих же глазах?

Он не знал, в этот момент он ничего не знал, да и не хотел знать. Хотел лишь отгородиться от всего мира, забыться в другом мире, состоящем из алкоголя, похоти и наркотиков. Но Радмир не стал этого делать, ведь знал, что из этого ничего хорошего не выйдет и завтра будет ещё хуже. Впрочем, зачем он вообще беспокоится из-за этого? Ведь он всегда знал, что ничего не значит для родителей. По крайней мере, понял это в осознанном возрасте.

Только вот почему от этого понимания боль не утихала? Её размеры лишь становились всё больше и больше, и он, уже сам этого не осознавая, беззвучно плакал, уткнувшись головой в руль своей дорогой машины?

Чтобы вы сказали, увидев "мажора", который от обречённости и беспросветной, молчаливой, но давящей нечеловеческой боли плачет в машине, которая стоит целую кучу тех самых, хвалёных вами денег? Где ваше презрительное, выплюнутое "мажор" и ненавидящий взгляд? Где?

Ему было наплевать на то, что здесь его может кто-то увидеть. Фиолетово и то, что на его машину сейчас могу плотоядно смотреть "гопники". Так было бы даже лучше. Его бы убили, машину бы забрали, а ему больше не было бы больно. С того света он бы даже посмотрел на них благодарно за то, что они избавили его от страданий.

Но ничего не происходило. Он всё также был никому не нужным, потерянным для всего мира, даже со своими деньгами.

Слёзы уже давно высохли, но глаза всё также были полны печали, огорчения, горести и мучительного понимания приближения неизбежного.

Ему скоро придётся вернуться в "родные" пенаты и посмотреть в глаза людям, которые подарили ему шанс появиться на этот свет и которых он сейчас ненавидел больше, чем кого-либо. Даже к той самой девушке, которая зашла тогда в его комнату и потревожила давно поселившиеся там воспоминания, не дающие ему спокойно спать по ночам, он относился более терпеливо, чем к ним. К его родителям. К его вечным источникам боли.

Он, как предсказатель будущего, словно в живую видел картины, события которых будут происходить тогда, когда он придёт в свой мнимый дом. Отец будет долго орать на него, а потом и угрожать лишением наследства. Мать будет плакать на диване, даже не попытавшись произнести хоть слово в защиту словно. Словно покорная собачёнка, которая, несмотря на всё, будет следовать за своим хозяином, даже если он будет бить её, не щадя. А парень не хоетл подчиняться ему. Всеми силами, которые у него были, сопротивлялся влиянию этого человека. Несмотря на то, что он был его родным отцом, с самого детства он научился видеть в нём только врага и никого больше. Все "сыновьи" чувства куда-то исчезли, искренняя гордость за то, что сам Владимир Шамперов только его отец, испарилась, словно её и не было вовсе.

А ведь когда-то всё было по-другому. Радмир попытался воспротивиться воспоминаниям, но они были сильнее его. Он вспомнил, как отец катал его на плечах, когда ему не было и пяти лет. Вспомнил, как дарил ему самые красивые машинки, которые только находил, только бы сын не плакал из-за того, что у сынка мэра игрушка была "круче", чем у него. Когда-то этот человек любил его и Радмир отвечал ему тем же. До определённого момента. До того рокового момента, который сломал всё.

Парень встряхнулся, словно пытаясь сбросить с себя все эти мучения, которые приносит ему память. Руки и ноги затекли от долгого нахождения в одном положении, а голова заболела и теперь навязчиво пульсировала, мешая трезво мыслить и оценивать сложившиеся обстоятельства.