Квинт Лициний 2 - [63]

— Ботиночки плохо видно… Лупа есть? — Минцев получил в руки инструмент и внимательно изучил снимки еще раз. — Не флотские ли, часом, Владлен Николаевич?

— Эх, слушатели, итить его мать… — лицо контрразведчика страдальчески перекосило. — Пытали их уже. Не обратили внимание. Балбесы…

— Моторика?

— По пантомимике – уверенный в себе молодой человек. Скорее, студент младших курсов, чем школьник. Вряд ли техникум и, точно, не ПТУ. Не суетился, подход-отход и вбрасывание производил не торопясь. На отходе проехался по катушке метров шесть – толчок мощный, координация хорошая, движения уверенные. Возможно – спортсмен. Признаков наличия специальной подготовки у объекта не выявлено. Вот, собственно, и все. Правда, надо учесть, что наблюдение было коротким, не более тридцати секунд. В порядке обсуждения… Я бы при этом окончательно девушек со счета не сбрасывал. У активных физкультурниц походка бывает вполне мужской. И вот еще, — он повелительно ткнул пальцем в сторону снимков, — посмотрите седьмой. Корешок у книги видите?

Жора торопливо навел лупу на фотографию и прищурился, пытаясь разобрать расплывчатые буквы:

— Манн Ю. Поэ…

— Так точно, — преувеличенно браво согласился генерал и подтолкнул к Жоре книгу, до того лежащую у него на углу стола, — Манн, "Поэтика Гоголя". Куплена, вероятно, в книжном напротив. Литературоведение. Так что – не техникум и не ПТУ. И маловероятно, что школа, разве что олимпиадник какой по литературе.

— А вот филология – это хорошо, — последнее слово Жора аж напел по слогам неожиданно глубоким баритоном и, потирая ладони, уточнил, — что продавщица в отделе книжного интересного поведала?

— А… — безнадежно махнул рукой генерал.

— Понятно, — настроение у Жоры, резко скаканувшее вверх после предъявления книги, это не испортило, — понятно.

Он повернулся к окну и, глядя вдаль, забарабанил пальцами по подоконнику.

— Ну, — уточнил зашедший ему за спину генерал, — видно?

— А? — чуть дернувшись, Минцев вышел из задумчивости, — что видно?

— Ну, слышали эту нашу ленинградскую присказку, почему этот дом называется "Большим"?

Жора улыбнулся и посмотрел на расстилающуюся вдали широкую панораму города уже осмысленным взглядом:

— Нет, не видно Колымы отсюда. Врут, — отвернулся от окна и подвел итог. — Что ж, Владлен Николаевич, поклевка есть. Завтра порадую Юрия Владимировича продвижением дела. Теперь главное – не спугнуть. Он нам непуганым нужен.

Пятница, 25 ноября 1977, вечер.

Ленинград, Измайловский проспект

— А ну не вертись! — хотел прикрикнуть я строго, но не смог, сфальшивил.

Оно и немудрено, смех рвался из меня, как шампанское из встряхнутой в порядке дружеской шутки бутылки. В итоге я то ли всхлипнул прямо на последнем слове, то ли всхрапнул аки жеребец, а потом и вовсе в открытую заржал. Яська даже бровью не повела, ей было не до того. Я с безнадежностью махнул рукой и упал в кресло, любуясь.

Невозможно было спокойно смотреть на эту умору: куда дели обычно спокойную, уравновешенную и как будто чуть-чуть не от мира сего Ясю? Перед зеркалом в серванте изворачивалась самая обычная восторженная девчонка. Мой подарок разом снес все ее самообладание, и теперь она разглядывала себя то передом, то боком, то расправляла плечи и вскидывала голову, иными словами – любовалась.

Комизм ситуации придавало то, что она довольствовалась небольшим, размером с мяч, отражением – остальное зеркало было прикрыто расставленным на полках хрусталем, поэтому ей приходилось дополнительно то чуть приседать, то вставать на цыпочки. Судя по сосредоточенно сведенным бровям, Яська синтезировала увиденное в целостное трехмерное изображение и уже была в одном-двух шагах от успеха.

Я еще раз довольно хрюкнул в кулак и намекнул:

— В коридоре есть зеркало побольше, — пусть налюбуется, а то ведь работать не даст.

Ее словно выдуло из комнаты, раз – и уже нет. Секунд тридцать тишины, потом я расслышал быстро удаляющееся шлепанье босых ног по линолеуму.

"На кухню-то ей зачем?" – заинтригованный, я вышел в прихожку.

Торопливое "шлеп-шлеп-шлеп-плюх" – это Яська приволокла табуретку к трюмо. Миг – и она уже вскочила на нее с ногами и крутанулась, придирчиво разглядывая солнцеклёш понизу.

Недооценил я эффект неожиданности. Не знаю, что именно Яся ожидала увидеть, согласившись зайти ко мне на примерку – может быть, и правда, передник, но действительность явно далеко превзошла все ее предположения. Меня чуть на слезу не прошибло, когда она пару раз непроизвольно отдергивала руку, не решаясь взяться за протянутое ей джинсовое платье. Потом схватила и исчезла за дверью моей комнаты. Скинула там школьную форму, ящерицей вползла в прихваченное лишь по швам изделие, и вот – вся светится восторгом. Даже не знаю, кто из нас в этот момент получал большее удовольствия.

Яська, наконец, нагляделась в зеркало и вдруг замерла, разом потускнев. Взглянула на меня сверху, горестно заломив брови домиком, и сказала упавшим голоском:

— Ох, Дюх, слушай, это же дорого… — и сползла с табуретки, расстроенно глядя в пол. — Ты на свою маму лучше переделай.

— Стой, стой, стой, — я помешал ей ускользнуть обратно в комнату для переодевания. — Не дури, Ясь. Ну, ты что? Чего тут дорогого? Ткань у нас в стране дешевая, и пошло ее не много – это ж безрукавка и юбка только до середины бедра. А тебе длиннее и не надо, что красоту-то такую скрывать… — она чуть дернулась, и лоб, а я сейчас видел только его, начал краснеть. Я по-прежнему загораживал ей дорогу. Мы стояли очень близко, так, что я чувствовал кожей ее учащенное дыхание. — А пуговицы и заклепки вообще копейки стоят, — продолжил я успокаивать, не испытывая при этом ни малейшего угрызения совести за свое вранье, а потом долил немного правды, — а маме я платье к новому году сделаю, уже и фасон подобрал и материал купил. И уже блузку ей сшил – довольна, носит. Так что все в порядке, правда.