Квартира на двоих - [71]

– Ричи, что ты мелешь? Что случилось? Нервы?

– Нервы – для пожилых дам. Кошмар, Тиффи…

– Да, действительно, так приятнее. Вроде как в киношке на фильме ужасов. Никто не хлопается в обморок, потому что сильно затянут корсет.

– Во-во.

– Герти с тобой?

– Еще не видел ее. Занимается своими адвокатскими делами. Я один.

Его тон, как обычно, беззаботен и ироничен, но и не вслушиваясь, замечаешь дрожь в голосе.

– Ты не один, – возражаю я твердо. – Мы все с тобой. И помнишь, когда мы с тобой разговаривали в первый раз, ты сказал, что постепенно привыкаешь к тюрьме. В данном случае это худшее, что может случиться. Ничего нового.

– Что, если меня стошнит?

– Кто-нибудь попросит всех выйти и вызовет уборщицу, а ты продолжишь с того места, на котором остановился. Это не аргумент в пользу того, что ты вооруженный грабитель.

Он сдавленно смеется и секунду молчит.

– Я не хочу подводить Леона. Он так надеется. Не хочу… не могу еще раз его подвести. В прошлый раз было кошмарно. Как вспомню его лицо – чистый ужас!

– Ты его не подводил, – возражаю я с колотящимся сердцем, стараясь убедить. – Он знает, что ты невиновен. Вас обоих подвела система…

– Мне надо было смириться. Отсидеть срок, выйти, дать ему спокойно жить. А все это… – ему только тяжелее станет.

– Леон все равно бы за тебя боролся. Он не позволит издеваться над своим братишкой. Вот если бы ты опустил руки, то да, ему было бы больно.

Ричи с дрожью набирает в грудь воздух и выдыхает.

– Молодец. Дыши. Говорят, чрезвычайно помогает, если у кого нервишки слабенькие. Нюхательной соли у тебя там нет?

В ответ снова смешок, уже не такой сдавленный.

– Хочешь сказать, я тряпка?

– Уверена, ты очень храбрый человек. Но да, я обзываю тебя тряпкой и надеюсь, что это поможет тебе вспомнить про свою силу.

– Молодец, Тиффи.

– Не надо, Ричи, я не собака. А теперь, когда твое лицо приобрело нормальный цвет… Можно вернуться к тому моменту, когда ты назвал меня девушкой Леона?

Пауза.

– А это не так?

– Пока нет. В смысле, мы не обсуждали. Если разобраться, у нас было всего несколько свиданий.

– Он от тебя без ума. Он не говорит, но…

Волнуюсь. Я тоже от Леона без ума. Думаю о нем почти все время, когда не сплю, да и во сне часто тоже. Однако… не знаю. То, что он хочет быть моим парнем, вызывает у меня сильное чувство загнанности в ловушку.

Поправляю платье, размышляя, что, может, это у меня проблемы с корсетами и нервами. Мне очень нравится Леон. Смешно, ей-богу. Объективно рассуждая, я бы хотела называть его своим парнем и так представлять знакомым. Как всегда бывает, когда ты от кого-то без ума. А что сказала бы Люси?

Вероятнее всего, ничего. Дала бы мне самой дотумкивать, что странная боязнь попасться в ловушку наверняка связана с прошлыми отношениями и человеком, который до сих пор не оставил меня в покое.

– Тиффи, мне, наверное, пора…

– О господи, да, конечно! – спохватываюсь я.

Тоже мне, нашла время переживать, когда у Ричи вот-вот начнется суд.

– Удачи тебе! Жаль, что не могу присутствовать.

– Может, увидимся по ту сторону… – отвечает он, и его голос снова дрожит. – А если нет, присмотри за Леоном.

На сей раз просьба не кажется странной.

– Присмотрю. Обещаю.

58. Леон

Ненавижу этот костюм. В последний раз надевал его на суд номер один, а потом запихнул в шкаф у мамы, хотя был соблазн сжечь, как будто на нем зараза. Рад, что удержался. Не могу сжигать костюмы всякий раз, когда подводит судебная система, – никаких денег не хватит. Возможно, это не последнее заседание.

Мама дрожит и чуть не плачет. Очень стараюсь казаться сильным ради нее, но находиться с ней в одной комнате невыносимо. С любым другим человеком было бы легче, с мамой – ужасно. Хочется, чтобы она по-матерински пожалела меня, а не наоборот, и, глядя на нее в таком состоянии, почти злюсь, хотя жалею.

Проверяю телефон.

Только что говорила с Ричи – позвонил сюда для поднятия боевого духа. Он в общем нормально. И у вас у всех все будет нормально, что бы ни случилось. Напиши, если нужна моя помощь. Я всегда могу улизнуть на минутку и позвонить.

На душе теплеет – все утро меня ни на миг не оставлял холодный страх. Напоминаю себе, что твердо решил признаться Тиффи в своих чувствах и двигаться в сторону более серьезных отношений, например встречи с родителями и так далее.

Мама: Дорогой!

Бросаю последний взгляд в зеркало. Оттуда на меня смотрит Ричи, только худой, высокий и с длинными волосами. Ничего не могу поделать – все вспоминаю, каким он сделался, когда зачитали приговор – нескончаемый поток белиберды про его хладнокровно спланированное преступление, как его глаза в ужасе расширились и обессмыслились.

Мама: Леон! Дорогой!

Я: Иду.

И снова привет залу заседаний.

Обстановка очень прозаичная. Никаких деревянных сидений и сводчатых потолков из американских фильмов – обычные столы, ковер и ярусы скамеек, на которых разместились несколько скучающих зрителей, адвокатов и представителей прессы. Какой-то журналист занят поиском розетки для телефона. Студентка юрфака сосредоточенно изучает состав смузи на бутылке.

Чудно́. Несколько месяцев назад мне бы хотелось проорать всем: «Очнитесь, черт вас дери! У вас на глазах погибает человек!» Но это просто часть спектакля, и теперь, когда мы знаем правила игры и когда у нас есть адвокат, который знает эти правила, спектакль больше меня не раздражает. В зал заходит иссохший старик в длинной накидке, точно персонаж из «Гарри Поттера», вместе с охранницей и Ричи. С Ричи сняли наручники – уже что-то. Вид у него плохой, как я и думал. В последние месяцы он снова качался и нарастил мышцы, однако плечи опущены, и кажется, что мускулы тянут его к земле. Почти невозможно узнать в нем моего брата, который в прошлом году первый раз вошел в зал суда, уверенный, что если ты невиновен, то уйдешь отсюда свободным; брата, который вырос бок о бок со мной, подражал мне; брата, которого я всегда защищал.