Квартира на двоих - [44]

Шрифт
Интервал

В конце концов выбиваюсь из сил и умолкаю. Допиваю вино.

– Не будем ходить вокруг да около, – говорит Герти, которая, насколько мне известно, за всю жизнь ни разу этим не согрешила. – У тебя имеется чокнутый экс-бойфренд, который знает, где ты живешь.

Пульс у меня учащается, в груди что-то трепещет и рвется наружу.

Мо кидает на Герти взгляд из разряда тех, которые, как правило, разрешено кидать только Герти.

– Давай я буду говорить, а ты займешься вином. О’кей?

Герти словно залепили пощечину. Любопытно: мне с моего места видно, что она отворачивается от Мо и улыбается.

Очень странно…

– И зачем я сказала, что в октябре пойду с ним выпить? – поворачиваюсь я к внимательно слушающему Мо. – Зачем только я пообещала?!

– По-моему, ты сказала не так, а он уже интерпретировал. Ты не обязана с ним встречаться. Ты ему ничего не должна.

– Вы оба все это помните? – вдруг спрашиваю я. – Мне не приснилось?

Мо медлит, а Герти отзывается мгновенно:

– Конечно, помним! Я помню каждую чертову минуту. Он вел себя с тобой отвратительно. Говорил тебе, куда ходить, как добираться, а потом лично тебя отводил, так как ты, видишь ли, сама никогда не найдешь дорогу. При каждой ссоре выставлял тебя виноватой и не отступал, пока ты не извинялась. Бросал тебя, а потом вдруг снова подбирал. Обзывал толстой, чудаковатой, убеждал, что, кроме него, ты никому не нужна, хотя каждому ясно, что ты просто богиня и он должен благодарить судьбу за встречу с тобой. Кошмар! Мы его ненавидели. И если бы ты не запретила о нем говорить, я бы повторяла тебе это каждый долбаный день.

– О… – слабо выдыхаю я.

– Ты именно так себя чувствовала? – спрашивает Мо тоном плотника, у которого мало инструментов, чтобы заделать пробоину от взорвавшейся бомбы.

– Я… Я помню, что была с ним очень счастлива. И, понимаете, в то же время – жутко несчастна.

– Ну, естественно, он не все время над тобой издевался! – фыркает Герти.

– Иначе он бы тебя не удержал, – подхватывает Мо. – Он это понимал. Он не дурак, Тиффи. Знал, как…

– …задурить тебе голову.

Мо недовольно морщится от лексикона Герти.

– А мне кажется, одно время мы были счастливы, – возражаю я, чувствуя, что это важно.

Нехорошо при мысли, что все вокруг смотрели на меня с Джастином и думали, какая я идиотка.

– Разумеется, – кивает Мо. – Особенно вначале.

– Да, вначале.

Мы молча пьем вино. Ощущение крайне странное: как будто надо плакать, и я вроде бы даже хочу, но глаза сухие и никак не получается.

– В общем, спасибо, что пытались помочь… Простите, что запрещала о нем говорить, – бормочу я, глядя себе под ноги.

– Ничего. По крайней мере, мы не прекратили общаться, – успокаивает Мо. – Ты сама должна была прийти к такому выводу, Тифф. Как бы ни хотелось надавить на тебя и силой у него вырвать, это не выход – ты бы все равно к нему вернулась.

Набираюсь мужества и поднимаю взгляд на Герти. Смотрим друг другу в глаза; ее лицо пылает. Не представляю, чего ей стоило держать слово и столько времени не упоминать Джастина.

Интересно, как Мо уломал ее позволить мне учиться на своих ошибках. Он прав – скажи они мне, что я должна бросить Джастина, я бы просто их оттолкнула.

Подкатывает легкая тошнота.

– Ты замечательно справляешься, Тифф, – подбадривает Мо, доливая мне вина. – Продолжай, размышляй. Знаю, все время помнить об этом тяжело, но важно. Старайся.

Когда Мо что-нибудь говорит, оно по непонятной причине становится правдой.

А помнить ужасно сложно. Неделя без внезапных воспоминаний или неожиданных появлений Джастина – и я уже сомневаюсь. Решимость моя колеблется. Почти рушится, и я едва не убеждаюсь, что все придумала.

Слава богу, можно поговорить с Мо. Мы обсуждаем разные случаи – ссоры с криками, завуалированные подколки и еще более незаметные методы, с помощью которых сводилась на нет моя независимость. Сложно поверить, насколько ненормальными были отношения с Джастином, однако еще удивительнее то, что я этого не замечала. Наверное, чтобы полностью осознать последний факт, потребуется время.

Благодарение богу – есть друзья и соседи по квартире. Леон, конечно, понятия ни о чем не имеет, но, видимо, чувствует, что мне надо отвлечься – больше готовит и, если какое-то время не разговариваем, сам начинает новую вереницу записок. Раньше так делала я, а Леон, подозреваю, не из тех, кто рвется инициировать разговоры.

Эту записку я нахожу на холодильнике, когда возвращаюсь с работы вместе с Рейчел. Я обещала накормить ее ужином. Она считает, что я обязана кормить ее до гробовой доски, поскольку загубила ее жизнь, заказав Кэтрин книгу о вязании.


Охота на Джонни Уайта идет неважно. Напился на пару с Джонни Уайтом Четвертым в чрезвычайно грязном пабе под Ипсвичем. Чуть не повторилось наше памятное столкновение в ванной: проспал и жутко опоздал на работу.


Рейчел приподнимает бровь, заглядывая мне через плечо.

– Памятное, а?

– Уймись, ты знаешь, о чем он.

– Полагаю, да. Он имеет в виду: «Все время думаю о тебе в нижнем белье. А ты вспоминаешь меня голого?»

Швыряю ей луковицу и улыбаюсь.

– Займись делом, нарежь.

Сентябрь

34. Леон

Уже сентябрь. Холодает. Не думал, что время может лететь так быстро, пока Ричи в тюрьме.


Еще от автора Бет О'Лири
Поменяться местами

Лина живет в Лондоне насыщенной жизнью: у нее отличные друзья, перспективная работа и прекрасные отношения, а еще панические атаки и нервный срыв. Ее бабушке Эйлин надоело чувствовать себя деревенской старушкой, она рассталась с мужем и готова к новым приключениям – вот только в йоркширской глуши не так много подходящих кавалеров. Устав от своих жизней, они решают на два месяца поменяться местами: пока Эйлин будет жить в Лондоне и искать любовь, Лина сможет отдохнуть в деревенской идиллии. Но все куда сложнее, чем они ожидали.


Рекомендуем почитать
Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.


Повести

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Естественная история воображаемого. Страна навозников и другие путешествия

Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.


Ночной сторож для Набокова

Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.


Гусь Фриц

Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.