Квартира на двоих - [39]

Шрифт
Интервал

Что же делать? Надо… Надо отправить ему сообщение!

Нет – позвонить. Требуются радикальные меры. Смотрю на часы. Сейчас он спит, значит, еще часа четыре ничего нельзя сделать. Замечательно. Полагаю, следовало бы их использовать для вычитки книги Кэтрин, особенно теперь, после шумихи в соцсетях, когда есть реальная опасность, что ее действительно будут покупать.

Вместо этого, стойко продержавшись всю долгую ночь и утро, начинаю думать о Джастине. А потом, поскольку мне плохо думается в одиночестве, звоню Мо. Язык у него заплетается, точно спросонья.

– Ты где? – осведомляюсь я.

– Дома. А что?

– Да голос у тебя очень странный. Разве у Герти не выходной?

– Да, она здесь.

– А-а…

Странно сознавать, что эти двое где-то вместе без меня. Как-то не клеится… Со дня посвящения в студенты мы с Герти были неразлучны; потом, в конце первого курса, взяли Мо под наше совместное крыло, когда увидели, как он воодушевленно отплясывает в одиночку под рэп, и решили, что человек, который умеет так двигаться, непременно нужен нам на всех гулянках. Мы все всегда делали втроем, и, если изредка кто-то откалывался, пара всегда выглядела как «я и Герти» или «я и Мо».

– Включишь громкую связь? – прошу я, скрывая недовольство.

– Секунду. Ага, готово.

– Дай угадаю, – говорит Герти. – Ты влюбилась в брата Леона?

– Твой безошибочный нюх на сей раз дал осечку, – отвечаю я после небольшой паузы.

– Черт. Значит, в Леона?

– Я что, не могу позвонить, просто чтобы поболтать?

– Это не называется поболтать, – парирует Герти. – В два часа дня ты не звонишь, ты обычно отправляешь сообщения.

– Вот поэтому я звоню не тебе, а Мо.

– Ну так что? Где пожар?

– Джастин… – говорю я, устав препираться.

– А! Наш старичок-бодрячок!

Морщусь.

– Давай позволим Мо хоть изредка вставлять ободряющее словечко?

– Что случилось, Тиффи? – спрашивает Мо.

Рассказываю о событиях прошлого вечера – сокращенную версию, без жуткого инцидента с поцелуем. Многовато эмоций для одного телефонного разговора, особенно когда параллельно проверяешь в верстке номера страниц.

К тому же до смерти не хочу об этом думать.

– Очень типичное для Джастина поведение, – комментирует Мо.

– Молодец, что послала его! – с неожиданной горячностью добавляет Герти. – Одно то, что он появился тогда на корабле, мягко говоря, уже странно, а теперь еще и в баре! Ты бы видела, как…

Раздается невнятный шум, и Герти замолкает. Кажется, Мо ее толкнул.

– Я не совсем послала, – уточняю я, глядя в пол. – Я сказала «пара месяцев».

– Все равно это в миллион раз лучше, чем все бросить и снова за ним побежать, – резюмирует Герти.

Наступает долгая пауза. У меня сжимается горло. Я знаю, надо рассказать о поцелуе, но никак не решусь.

– Герти, – в конце концов, выдавливаю я, – ты не против, если я поболтаю с Мо? Всего минутку.

Снова невнятная тишина.

– Хорошо, конечно, – отвечает Герти.

По голосу слышно, что она пытается скрыть раздражение.

– Я один, – сообщает Мо.

Сглатываю. Не хочется обсуждать такое в офисе – бросаюсь к дверям, сбегаю по ступенькам на улицу. Прохожие двигаются медленнее обычного, от жары лондонцы – точно вареные.

– Ты как-то сказал, что Джастин… что эти отношения не прошли для меня даром.

Мо ничего не говорит, ждет.

– Что со временем я сама пойму. И когда это случится, надо тебе позвонить.

Опять молчание, но молчание в стиле Мо, то есть невероятно обнадеживающее. Как аудиообъятие. Мо слова не нужны – он мастерски обходится без них.

– Вчера произошла очень странная штука. Мы с Кеном поцеловались, и… ну, я вспомнила…

Почему так трудно произнести это вслух?

– …вспомнила секс с Джастином после одной ссоры. Я была такая несчастная.

Уже чуть не плачу; шмыгаю носом, сдерживая слезы.

– Как ты себя почувствовала?

– Испугалась. Я обычно не помню такие моменты. А теперь думаю, может, память их просто прячет? Не знаю, такое вообще возможно?

– Мозг человека способен на чудеса, чтобы защититься от боли. Однако он не может ее скрывать от сознания бесконечно. Скажи, с тех пор как ты ушла от Джастина, часто вещи и события вспоминаются не такими как раньше?

– Нет, не часто.

На самом деле случается. Например, я как-то написала Леону, что не позвала Джастина на день рождения Рейчел, хотя я знаю, что позвала. Звучит как полный бред, но, может, Джастин заставил меня поверить, что я его не пригласила, и таким образом получил повод злиться, когда я туда все-таки пошла? И еще в последнее время я нахожу вещи – одежду, обувь, украшения, – которые, как утверждал Джастин, я продала или подарила. Раньше я списывала все на свою плохую память, однако уже много месяцев меня не покидает чувство, что тут явно что-то не так. Да еще Мо с прискорбным упорством участливо подталкивает меня к такому же выводу. Правда, я отлично наловчилась избегать нежелательных мыслей, решительно не думала, и все…

Мо заговаривает о газлайтинге[6]. Я конфузливо ежусь, и, в конце концов, с ресницы на щеку медленно скатывается слеза. Теперь я откровенно плачу.

– Мне пора, – всхлипываю я, вытирая нос.

– Подумай над моими словами, ладно, Тиффи? И вспомни, как хорошо ты держалась вчера вечером – ты проделала огромный путь! Похвали себя за это.


Еще от автора Бет О'Лири
Поменяться местами

Лина живет в Лондоне насыщенной жизнью: у нее отличные друзья, перспективная работа и прекрасные отношения, а еще панические атаки и нервный срыв. Ее бабушке Эйлин надоело чувствовать себя деревенской старушкой, она рассталась с мужем и готова к новым приключениям – вот только в йоркширской глуши не так много подходящих кавалеров. Устав от своих жизней, они решают на два месяца поменяться местами: пока Эйлин будет жить в Лондоне и искать любовь, Лина сможет отдохнуть в деревенской идиллии. Но все куда сложнее, чем они ожидали.


Рекомендуем почитать
Блабериды

Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.


Офисные крысы

Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.


Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Ночной сторож для Набокова

Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.


Гусь Фриц

Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.