Квартира. Карьера. И три кавалера - [31]

– Представляю, как гадко тебе было, когда ты выслушивала Стомахина, – не могла успокоиться Александрина. Создавалось впечатление, что жестокость Катиного бывшего приятеля ее мало занимает.

– Ерунда. Я все Мирону прощаю. Мечтать не могла, что за меня так красиво отомстят. Хотя он и за свои разбитые глаз и губы мстил. Врезать компьютером по морде! Только ради этого стоило тащиться на бессмысленную встречу.

– Ничего себе бессмысленная, – возразила чуть повеселевшая подруга. – Ты – героическое создание. И, если не била, то точно заколдовала. Во-первых, он меня слушается. Во-вторых, пить не может, Кать. Ни капли, совсем. На рассвете пытался опохмелиться, но ему в рюмке какие-то кольца мерещатся. Я из гуманных соображений давала бокал, стакан, чашку. Бесполезно, смотрит на донышко и отставляет. Ух ты, а у него не белочка?

– Нет, не бойся, – твердо сказала Трифонова. – Это – побочный эффект нашей беседы. Считай, закодировался парень. Не знаю только, надолго ли хватит.

– Я постараюсь, чтобы навсегда, – мрачно сообщила вновь поверившая в себя жена. – Спасибо тебе.

– И вам обоим спасибо, – приложила руки к груди Трифонова. И подумала: «Я вчера полностью освободилась и от Кирилла, и от Мирона».

– Ладно, поеду домой. Не буду мешать работать, – поднялась Стомахина. – Я всегда тебе говорила: «Нет худа без добра». А ты отвечала: «И добра без худа, к сожалению, тоже». Мы чуть не поменялись местами.

Катя улыбнулась счастливой улыбкой. Подруга, от отчаяния предлагавшая ей в любовники мужа, возвращалась в свое естественное состояние. «Чуть не»… Оптимистка.

В приемной стремительная Александрина резко остановилась возле надутой Иванцовой.

– Берегите свою начальницу. Она – уникальный человек.

И Карина, у которой на языке вертелось множество упреков наглой посетительнице, вдруг молча согласно закивала. Это была типичная реакция собеседников Александрины на ее строгие и одновременно веселые призывы. Стомахина действительно пришла в себя.

Глава пятая

Конец сентября выдался небывалым. Трифонова еще никогда не встречалась с двумя мужчинами одновременно. В среду поужинала с Егором. Сразу предупредила парня:

– Извините, но меня совершенно не интересуют гаджеты.

– А меня лекарства и все прочее. Ура, хоть пообщаемся, как нормальные люди. Давай на «ты»?

– Давай…

Он напрасно радовался. Общаться по-человечески было очень трудным делом. Катя быстро усвоила разницу между простым айтишником и тружеником соответствующей индустрии. У Егора была небольшая фирма, и административная нагрузка уже несколько поколебала творческую беззаботность. Дальше они забуксовали. Про детство и семьи было уже неинтересно. Про политику и коррупцию еще не… В спорте совершенно ничего не понимала девушка. В искусстве – оба. Редкостной изумительной осени хватило на четыре фразы. Глобального потепления – на две. Егор в него верил, Катя нет. С органической едой наоборот – она защищала, он высмеивал. Тоже в одном предложении. Илон Маск и Цукерберг неизбежно заводили в профессиональную вотчину Егора, а человеческие гены, с которыми в мире уже вовсю что-то делали, были только Катиной темой. С горя мужчина решил посплетничать. И начал искать общих знакомых в соцсетях. Трифонова равнодушно сообщила, что ни одной не пользуется, и имеет самые общие представления об Инстаграме. Егора вышибло, как пробки, и свет беседы надолго погас. Во тьме кое-как нащупали пару-тройку видеоблогов, на которые Егор был подписан, а Катя заходила эпизодически. Освещение включилось.

Одно маленькое происшествие омрачило свидание. Когда они вышли из ресторанчика и девушка призналась, что живет очень близко, направились пешком к ее дому. Из какой-то арки вдруг материализовался пьяный бомж. Он тащился за ними и бубнил что-то невнятное, но угрожающее.

– Не оборачивайся, не реагируй, он быстро отстанет, – сказала Катя. – Их очень много в центре. Гораздо больше, чем на окраинах. Место хлебное, что ли?

Но Егор обернулся и коротко рыкнул:

– Исчезни, мразь.

Трифонова сжалась, в ужасе представляя, что сейчас начнется резня. А бомж замолчал и мгновенно свернул невесть куда.

– Прости, если испугал. Но им нельзя позволять наглеть, – сказал Егор.

– Слушай, он такой запуганный, – удивилась девушка. – Жалко.

– Себя пожалей. Почему ты должна слушать его мерзкое бормотание? Из человеколюбия? Через минуту эта опустившаяся скотина начала бы тебя оскорблять даже при мне, поверь. И то, что он запуганный, выяснилось только, когда ему дали отпор, правда?

– Он, наверное, решил, что ты его изобьешь, – не унялась Катя.

– Да знает он прекрасно, что никто в здравом уме до него руками не дотронется, – успокоил Егор. – А вот пристрелить можно.

Эта обычная ночная московская история и следа бы в Трифоновой не оставила. В конце концов, что Егору было делать? Действительно идти вперед с девушкой молча? Но тон парня был таким странным. Брезгливым? Жестоким? Тяжелым? Катя не могла разобраться, и это ее мучило. «Слово “мразь” было лишним, – решила она. – С другой стороны, без него могло бы не получиться избавиться от этого ужасного типа. Оно усилило эффект, всего лишь. Как мат. Но Егор не матерился, хотя мог бы». Найдя нечто хорошее в ситуации, она успокоилась. И о том, что для разговора им понадобились три в общем-то развязных и не во всем умных человека, которые с экранов компов несли что-то свое сотням тысяч и миллионам, подумала уже вяло. Ничего страшного, пока они совсем чужие, без помощи не обойтись. Вот только с Кириллом, Александриной, Мироном, Петером, Иваном все было иначе. Ни с кем из них не пришлось осторожно и натужно искать, о чем бы поговорить. Никакие заводилы из интернета не требовались. Илон Маск с Цукербергом отдыхали. С первых минут знакомства закручивалось и раскручивалось, сжималось и расправлялось, пульсировало и затихало что-то глубоко личное, свое собственное. И ведь не откровенничали истово, наоборот, многое не было произнесено до сих пор. Но главным были они сами, все остальные – великие, мудрейшие, знаменитые шли к ним довеском. Гордыня тут и не ночевала. Просто каждый остро чувствовал единственность и неповторимость своей жизни. Ни одна минута не вернется, если упустишь. Истратишь ее на повторение слов какого-то модного человека, чтобы выпендриться, она ему и будет принадлежать. Твоя минута станет его минутой. «Ты уровень не сравнивай, – посоветовала себе Трифонова. – Егор другой, и все. Имеет право на существование. А тебе не возбраняется бегать к нему на свидания. Если обсуждение чьих-то домыслов перейдет в хроническую стадию, можешь проститься. Странно, конечно. Только познакомились…»