Квантунская рапсодия - [13]

  Благодаря навыкам привитые адмиральскими тренировками и учениями, крейсера и броненосцы смогли быстро пройти через узкий проход до наступления отлива. Одна за другой темные массивные силуэты кораблей становились на свои места стоянок на внутреннем рейде, и только бочка флагманского броненосца сиротливо выделялась среди них.

  Гибель «Петропавловска» и повреждение «Победы» ещё больше ослабляли силы Тихоокеанской эскадры в противостоянии с врагом. Вспыхнувшая надежда с приездом Макарова о скором реванше с неприятелем мгновенно погасла и теперь даже самые отъявленные оптимисты, опасались что-либо говорить по этому поводу в слух.

  Однако в этот злополучный и горестный день для всего Артура, на кораблях эскадры не было уныния и скорби. Твердая уверенность в том, что «Дед» обязательно что-то придумает и изменит скверное положение дел, согревала сердца моряков и, вселяя в их душу уверенность в окончательном исходе борьбы на море.

 - Жалко конечно, что «Петропавловск» погиб, но зато остался жив Макаров! – восклицали простые матросы, обсуждая на палубах своих кораблей события дня. – Да пусть бы еще один броненосец погиб, пусть даже парочка крейсеров в придачу, не жалко. Самое главное «Борода» остался жив! Ведь пока жив Макаров, значит, будет жива и эскадра!

Глава II. «Беречь и не рисковать».

     Радость и успех всегда бывают скоротечными гостями. Едва посетив наши скромные жилища, они спешат оставить их, подарив нам считанные минуты счастья. Горесть и печаль, как правило, задерживаются подольше и не спешат уходить, пока их не выставляют за дверь.

  Так было всегда и Порт-Артур, не стал исключением из этого негласного правила жизни. Ещё не успела утихнуть радость от спасения адмирала и большей части команды броненосца, ещё не высохли слезы от понесенных утрат, как уже на следующий день из штаба наместника в адрес Макарова широкой рекой полились гневные упреки в неправильном руководстве эскадрой.

  Выказывая вселенскую скорбь по поводу гибели «Петропавловска» и части его экипажа, генерал-адъютант гневно корил Макарова за отказ придерживаться предложенной им тактики сохранения кораблей эскадры. Не будь адмирал столь высокомерен и нетерпим к чужому мнению, гибель «Петропавловска», подрыв «Победы» и потерю двух миноносцев можно было бы избежать.   

  Столь смело, выступая против Макарова, наместник бил наверняка. Эскадра действительно потеряла свой лучший броненосец и на время лишилась другого, а сам адмирал из-за болезни, не мог ответить на эти обвинения. По настоянию врачей он был полностью изолирован от окружающего мира в больничной палате.

  Стоит ли говорить, что среди моряков нашлись люди, кто сейчас же согласился с мнением «непогрешимого» властителя и с усердием включились в кампанию по критике адмирала. 

 - Вот они результаты безумной смелости Макарова. Из пяти принятых им у адмирала Старка броненосцев в строю на сегодняшний день осталось только два корабля – говорили клевреты наместника, без зазрения совести выводя из числа пригодных к бою броненосцев «Севастополь». Получив повреждение, корабль Эссена по-прежнему оставался в строю и в случаи необходимости мог выйти в море для отражения нападения врага.

 - Надо различать храбрость и браваду! – фарисействовали штабные правдолюбцы. – Часто истинное мужество заключается в том, чтобы мудро уклониться от опасности, а не лезть на нее зря, в поисках дешевой популярности. В государственных делах нужен и государственный ум и широкий взгляд, позволяющий отделить зерна от плевел! Наместник совершил непростительную ошибку в том, что уступил первенство на флоте какому-то «Деду», пусть даже присланному из Петербурга. Нельзя было этого делать! Ведь как не ему, человеку, проведшему столько лет в Артуре знать истинное положение дел в эскадре. Ох, сколько же ему теперь придется всего исправлять. Но только на него теперь вся надежда! Только на него! Ведь не даром сам Куропаткин после инспекции дел в Артуре провозглашал тост: «За здешних мест гения – Алексеева Евгения!» - беззастенчиво раскуривали фимиам в адрес наместника его «всепреданнейшие» сторонники, нисколько не стыдясь своих речей. Более того, они произносились довольно громко, чтобы их слова были услышаны и были доложены, куда следует.

  Да и чего им было стесняться, ведь в штабе наместника им ясно дали понять, что положение Макарова безнадежное. От серьезного разговора с Алексеевым его спасает болезнь, но сразу после улучшения его состояния наместник добьется его отправки в столицу, «на долечивание».

  Одновременно с этой хулой, стремясь окончательно похоронить все деяния адмирала Макарова, правдолюбцы активно навязывали на кораблях и в штабах обсуждение вопроса, кого пришлют в помощь наместнику вместо «теоретика флотоводца». Весь разговор вертелся вокруг кандидатур трех адмиралов; Рожественского, Чухнина или Дубасова, появление одного из них в Порт-Артуре преподносилось как решенное дело. Правдолюбцы даже называли примерные сроки

  Начав неприкрытую травлю больного флотоводца, генерал-адъютант торопился свести счеты со строптивым адмиралом, чьи прегрешения перед наместником были записаны зеленым карандашом в личный кондуит наместника. Дождавшись своего часа, Алексеев спешил поскорее утолить свое мелкое тщеславие.