Квантовая теория любви - [72]
Я рухнул на кровать и принялся колотить кулаками по матрасу, пока не выдохся. Тогда я стал смотреть на огонь. По щекам у меня текли слезы, и незаметно для себя я уснул.
Целую неделю я был сам не свой, бешенство и отчаяние переполняли меня. Уланов уже был не тот, что раньше, в наш дом вселились польские крестьяне, оставшиеся в незначительном числе родственники собирались уехать (и двоюродный брат тоже), шла советско-польская война…
С тяжелым сердцем я опять пустился в путь, не зная хорошенько дороги и уповая на свой опыт. Можно было сесть на поезд, только не хотелось. В дороге так хорошо думалось… Через Чехословакию на Вену, а из Вены… Вот увижу Лотту в последний раз — и к своим в Берлин…
Прости… тяжело говорить… всего минуточку… ну вот…
Она жила в западной части Вены, на удивление скромный домик располагался на тихой, мощенной булыжником улице. Было 5 февраля 1920 года, до ее свадьбы оставалась ровно неделя.
Вечер, темно, шторы на окнах задернуты, в узкую щель сочится свет…
О-о-о… плевательницу… спасибо.
Я долго стоял на противоположной стороне улицы и не мог решиться. Постучать в дверь… это же так просто, все сразу и выяснится… но я словно закоченел. Стоял и сочинял речь… Начал-то я еще в дороге, осталось только окончательно отшлифовать да продумать возможные варианты, чтобы в любом случае нашлось что сказать. Ну точно студент перед экзаменом. Руки у меня тряслись, ноги подгибались, нужные слова не приходили в голову. Между мной и вожделенной дверью сгущался непроницаемый мрак.
Как они жили тут без меня? Больше пяти лет я мечтал об этой минуте — и вот сейчас (надо же!) отчаянно трушу, прямо душа в пятках, словно у солдата отступающей армии.
Краем глаза я заметил мужчину с большим пакетом, очень важного с виду, с козлиной бородкой. Мужчина подошел к двери Лоттиного дома и дважды громко постучал. Я отступил поглубже в тень. Дверь медленно отворилась… Погоди… минутку… вытри… молодчина. На пороге стояла Лоттина мама в длинном элегантном зеленом платье, ее поседевшие волосы были собраны в тугой узел. Казалось, она очень рада гостю.
— Я внес все необходимые изменения, о которых вы просили, — торжественно объявил господин с бородкой, бережно передавая пакет.
— Покорнейше благодарю, герр Кляйн. Лотта будет на седьмом небе.
Господин поклонился:
— Рад услужить, фрау Штейнберг.
Они сердечно попрощались, и важный мужчина пошел своей дорогой.
Я догадывался, что находилось в пакете, и это было выше моих сил. Развернувшись, я поплелся восвояси… добрел до конца улицы и повернул обратно. А потом опять повернул, и еще, и еще… На одной чаше весов были гордость и сострадание (ну зачем портить Лотте жизнь за неделю до свадьбы), на другой — пройденные десять тысяч километров. Я задыхался, сердце у меня колотилось, я уже видеть не мог мерцающее во тьме бронзовое дверное кольцо…
И я подошел к двери и с силой грохнул кольцом о голубую филенку.
Дверь открыла госпожа Штейнберг, в зеркале за ее спиной я увидел Лотту в свадебном платье.
Сердце мое перестало биться.
Госпожа Штейнберг меня не узнала.
— Что вам угодно? — сухо спросила она.
А я стоял и глядел на Лотту… язык не ворочается… и не узнавал ее. У девушки, что приходила ко мне во сне, волосы были светлее, скулы выше, лицо печальнее. Нет, не ее я целовал в юности над рекой Сан, эта красавица в белом платье была чужая.
Как странно, я, а не жених первым увидел ее в свадебном наряде…
Я хотел окликнуть ее, но язык меня не слушался.
Она отвернулась от зеркала и посмотрела на меня.
Мне бы бодро улыбнуться, щелкнуть каблуками. А я прислонился к косяку и зарыдал.
Госпожа Штейнберг пробормотала что-то и сделала шаг в сторону.
Лотта узнала меня сразу.
Мы долго стояли в молчании, чуть дыша, и глядели друг на друга.
Минута была мучительная. Я видел себя ее глазами, такого гадкого, безобразного, плюгавого. Я словно стоял на эшафоте в ожидании казни: вот сейчас все и решится, раз и навсегда, и от меня уже ничего не зависит. Никакой надежды во мне уже не было.
Только не затягивай, молил я ее про себя, не надо вежливых экивоков. Отказала — выпроводила — и делу конец.
Губы ее зашевелились.
Неужели я забыл ее голос?
Или оглох?
— Мориц, — прошептала Лотта, — вот ты и вернулся домой…
И бросилась ко мне.
И поцеловала, как тогда, над рекой Сан.
Я люблю ее… я всю жизнь любил ее… Ш-ш-ш… Исаак проснулся… радость моя… Слушайте и запомните: жизнь — это вечный поход, и чтобы противостоять невзгодам, нужны не власть и богатство, а только любовь. Я и мама любим вас больше жизни. И пусть моя повесть, моя судьба останется вам в наследство…
— Папа?
— Папа!!
30
— Со свадьбой все уже было решено, более того, приготовления были в самом разгаре, когда начали пачками приходить письма. Ты только представь себе, Лео, какое потрясение они вызвали: Мориц вернулся с того света! Лотта поверить не могла, что он жив, в душе она его уже похоронила. А тут груды писем изо дня в день целыми неделями. И каких писем! Каждая строчка наполнена любовью.
Получается, вся ее жизнь перевернулась. Что ей делать, ведь уже приглашения разосланы?
И Лотта просит отца отменить свадьбу. Тот приходит в ярость, но Лотта напоминает: ты обещал выдать меня за Морица, если он вернется живой. Отец колеблется — и соглашается, но при одном условии: прежде чем принять окончательное решение, Лотта должна увидеться с Морицем.
