Квадратное колесо Фортуны - [21]

— Ну, как говорится, за знакомство и со свиданьицем.

Мы чокнулись, выпили и дружно принялись хлебать душистое обжигающее варево.

Несколько минут стояла тишина, нарушаемая только мерным постукиванием ложек о края мисок да сочным обсасыванием рыбных костей.

— И как тебе ушица? — Витька ткнул меня в бок, намекая, что пора приниматься за дело.

— Великолепная, в жизни ничего вкуснее не едал, — прошлёпал я распухшей губой.

— Это Льва Михалыча благодарить надо. Представляешь, прихожу на лёд, они уже часа три отсидели, а на двоих десяток окуньков. — Витька ударил ребром левой ладони по правой, отмеряя их размер, — Я сел неподалёку и тоже натягал штук пять. Уже темнеет, уходить пора, а у нас только на рыбный супчик набирается. И тут Лев Михалыч трёх щук подряд вытаскивает! Вот это везение, вот это фарт рыбацкий!

— Не везение, а точный расчёт, молодой человек, рас-чёт. — подчеркнул Лев Михайлович.

— Вы, что же, заклинание знаете типа «Ловись рыбка большая и маленькая»? — Витька явно подначивал рыжего, вызывая на откровенность. — Чего же тогда столько времени ждали?

— Ну вот, — подумалось мне, — сейчас начнутся враки про нашептывания на крючок, трёхметровых щук и стокилограммовых сомов. Зря я сюда притащился, только по морде получил.

— Считайте, что так, — рыжий хитро заулыбался, но потом посерьёзнел, — а ждал чего… Я, видите ли, чётко разделяю рыбалку и рыбную ловлю, вот и ждал, когда рыбалка закончится.

— Ничего не понял, — честно признался Витька, — это разве не одно и то же?

— Для кого как. Я лично разделяю. Рыбалка — для души, поймается хорошая рыба во время рыбалки, двойное удовольствие, нет, тоже не беда. А рыбная ловля, — это когда я беру рыбу и вытаскиваю, и беру столько, сколько мне сейчас нужно. Решил, что на уху трёх хватит, взял трёх, завтра порыбачу в удовольствие, возьму штук шесть и домой.

— Спишите слова, Лев Михалыч, честное пионерское, никому не скажу! — Витька почти не шутил.

— Так и не сможете сказать, молодой человек, — рассмеялся рыжий, — мой секрет здесь. — И он похлопал себя по груди в районе сердца.

— В сердце, что ли?

— Нет, в кармане. Лежит там маленький пузырёчек, ихтиолог один за услугу расплатился, насажу на крючочек кусочек пороллончика, капну капельку и таскаю щучек, только успевай с крючка снимать.

Витька несколько секунд недоверчиво смотрел на рыжего, потом растерянно произнёс:

— Но это же нечестно.

— Нечестно по отношению к кому: к рыбе, к другим рыбакам или персонально к вам, юноша?

— Ко всем, — убеждённо мотнул круглой головой Витька.

Лев Михайлович озадаченно посмотрел на него и обратился к Анатолию:

— Толь, я ничего не переспутал? Разве не этот юноша всю дорогу рассказывал нам, что приобрёл необыкновенную блесну, что надыбал сказочную мормышку и разжился классным мотылём? Это не вы нам рассказывали, молодой человек?

— Я. И что?

— А то, — жестко произнёс рыжий, — что не вам рассуждать о честности. Разве все эти прелести вы приобрели не для того, чтобы дура рыба, осмотрев десяток крючков, зажрала именно ваш? Ладно, пускай рыбе всё равно, на чьём крючке трепыхаться, но где же ваша честность к другим рыбакам, таких прелестей не имеющим? И честно ответьте себе: почему увести щуку от чужого крючка красивой блесной честно, а привлекательным запахом нет? Будьте уж честным хотя бы с самим собой.

Рыжий победно оглядел нас, выпил и захрустел солёным огурцом. Витька, внимательно слушавший Льва Михайловича, складывая из куска газеты пароходик, отложил готовый квадрат и спокойно возразил:

— Некорректная постановка вопроса. Как бы ни была красива моя блесна, я ничего не поймаю, если заброшу её не в том месте и не в то время, если не умею играть ею. И много еще разных «если» нужно выполнить, чтобы поймать щуку. Вам же ничего знать и уметь не нужно. Вы садитесь в любом месте, капаете свою капельку и вытаскиваете рыбу, которая сама придёт к вам. Это нечестно, а на льду все должны быть равны.

Рыжий побагровел и в его уже пьяненьких глазах засверкала злоба.

— Ишь как заговорил. О равенстве вспомнил. Вы всегда вспоминаете о равенстве, когда кто-то оказывается равнее вас. Как вас это ущемляет, прямо пережить не можете. Сами от рождения имеете то, что другим и не мерещилось, и это у вас справедливо, а когда кто-то имеет, чего у вас нет, сразу о равенстве рассуждаете.

— Кто эти «вы», Лев Михалыч?

— Кто? Да вы — москвичи. Другим полжизни надо положить, чтобы добиться права жить в столице, а вам его на тарелочке поднесли.

Стало ясно, что Витька с размаху наступил рыжему на больную мозоль и разговор, поначалу мне неинтересный, поворачивал в новое, крайне важное для меня русло.

Один из отвергнутых рассказов был именно про «лимитчика» и рецензент написал, что автор слабо владеет материалом, слишком поверхностен в своих суждениях и абсолютно не понимает психологию собственного героя.

Рыжий снова выпил и распалился ещё сильнее.

— Вот ты, какого года? — Витька ответил. — Значит ни войны, ни голода, ни разрухи не видел. И произвели тебя в роддоме, а не в мазанке с земляным полом на грязной лавке. И в садик за ручку отвели, и в песочек ты играл в песочнице, а не на обочине пыльной дороги. Потом тебя, опять за ручку, отвели в школу, где десяток учителей из тебя, балбеса, человека делали, но всё равно пришлось репетиторов нанимать, чтобы в институт тебя запихнуть. И в институт свой ты по спецконкурсу прошел, если не по блату.