Квадратное колесо Фортуны - [20]
Подул ветер, сразу остудив мою взмокшую спину, и я понял, что дошел почти до конца дороги. Мёрзнуть ещё сотню метров на открытом пространстве мне не хотелось, и решение пройти лесом возникло само собой. Уже через пять минут я осознал абсурдность своей затеи: ветки стегали моё тело и засыпали вёдрами снега, коряги ставили подножки, норовя бросить на землю или на ствол дерева. Наконец упругий прут отпечатался на моей правой щеке, губе и носу, и я почувствовал, как щека, на манер дрожжевого теста, устремилась вверх, а нос и верхняя губа с тем же рвением потекли вниз. Едва придя в себя от этого коварного удара, я получил в лоб и рассёк кожу над левой бровью. Бросив палки, я зачерпнул две пригоршни снега и, приложив их к лицу, бросился вперёд, не разбирая дороги. Продираясь сквозь кусты, как сквозь строй экзекуторов, я ощущал себя татарином из Толстовского «После бала». Все атрибуты были на месте: и беззащитное тело, и палки, и ветер свистел флейтой, и ветки под ногами хрустели барабанной дробью.
— Братцы, помилосердствуйте, — после каждого удара взвизгивал я.
Лес поредел. Я остановился, чтобы отдышаться, и обомлел. Не далее десяти метров огромные желтые, подёрнутые пеленой, глаза внимательно смотрели на меня, отслеживая тёмными колеблющимися зрачками каждое моё движение. Всмотревшись в темноту, я различил огромную голову и длинное ребристое тело, которое, извиваясь, уходило хвостом в бесконечность и растворялось в кромешности ночи. Зверь, напоминавший карнавального китайского дракона, явно готовился к прыжку, припав мордой к земле.
— Свят, свят! — вспомнил я вокзальную тётку, и первобытный ужас стал заполнять и холодить моё сердце.
Внезапно сноп искр, наподобие фейерверка, вырвался из головы дракона и, в секундном озарении, я успел различить поленницу, делившую днём двор на две неравные части. С детским воплем: «Пришел!» я кинулся к поленице, с трудом нашел в снегу тёмную дыру и скатился вниз, оступившись на заснеженных ступенях. Ударившись о дверь, открывавшуюся вовнутрь, я, наконец, впал в блиндаж.
Блиндаж представлял собой довольно большую комнату, по левой стене которой располагалась длинная лавка и такой же длинный самодельный стол на козлах, застеленный полиэтиленовой плёнкой и заставленный алюминиевыми мисками, кружками, бутылками водки, хлебом и прочей снедью. В углу сидел старик и вертел в руках пустой граненый стакан. Его сивая нечесаная борода ниспадала на грудь на манер слюнявчика, прикрывая заношенную телогрейку. В конце стола на табурете вальяжно восседал огненно рыжий мужичок лет сорока в валенках, ватных штанах и свекольной байковой рубашке, которую венчал мышиного цвета галстук. Весь торец комнаты занимали деревянные двухъярусные нары, с наваленными на них овчинными, как у Витьки, тулупами, которые я поначалу принял за спящих людей. На нижних нарах сидел ещё один мужичок и короткими татуированными пальцами ладил какую-то снасть. По правой стене трещала поленьями печь с плитой, на которой булькала огромная кастрюля, насыщая комнату дивным запахом ухи. Рукомойник и небольшое зеркало завершали обстановку. Под самым потолком два окна, занесённые снегом, объяснили происхождение драконьих глаз. Всё помещение освещала большая керосиновая лампа, подвешенная над столом.
Я стягивал штормовку, когда Витька торжественно объявил:
— А вот и тот самый Малыш, которого мы с нетерпением ждали. Прошу просто жаловать, любви ему и без нас хватает. — Закончив церемонию моего представления, он продолжил, — Там в углу Кузьмич, наш гостеприимный хозяин, это — Лев Михалыч, а там, на нарах, Анатолий.
— Типун тебе на язык, баклан, — огрызнулся Анатолий, и все рассмеялись.
Я, наконец, стянул штормовку и Витька с нескрываемым восхищением уставился на моё лицо. Насладившись зрелищем, он помотал головой:
— Нет, заяц тебя так классно отделать не мог. Малыш, сознайся — ты разбудил медведя?
— Меня отделала компания хулиганствующих деревьев, чей покой я случайно нарушил.
— Так тебе и надо, не приставай к местной флоре. А лыжи где?
— Сломал, — виновато сознался я.
— Ладно, скидывай свои баретки и надевай человеческую обувь, — Витька вытащил из-под нар рваные валенки.
Я с удовольствием выполнил его приказ и привалился спиной к горячей печке.
— Грейся, грейся, волчий хвост, — промурлыкал Витька, склоняясь над кастрюлей.
— Кстати о хвостах, — вспомнил я, — там, на дороге, следы странные, то ли волка, то ли большой собаки.
— Ну, положим, волков тут уже лет сто пятьдесят не встречали, — убеждённо произнёс рыжий с неповторимой местечковой интонацией.
— Не скажи, — живо откликнулся дед, — у меня дён десять тому собак пропал, так не иначе волк утащил.
— Женился твой собак, — хохотнул рыжий, — учуял течную невесту и побежал жениться.
— Не, — дед помотал кудлатой головой, — во-первых, мой собак и сам сука, а во-вторых, бежать-то ему некуда: я был третьего дню в деревне, так его там не видели. Точно волк уволок.
— Миски-ложки разбирай, водку в кружки наливай! — на мотив пионерского сигнала к обеду пропел Витька, ставя на стол ещё кипящую кастрюлю.
Кузьмич сковырнул пробку, налил себе полный стакан и, не дожидаясь остальных, вылил его в глотку. Рыжий разлил другую по нашим кружкам и важно произнёс:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор рассказов этого сборника описывает различные события имевшие место в его жизни или свидетелем некоторых из них ему пришлось быть.Жизнь многообразна, и нередко стихия природы и судьба человека вступают в противостояние, человек борется за своё выживание, попав, казалось бы, в безвыходное положение и его обречённость очевидна и всё же воля к жизни побеждает. В другой же ситуации, природный инстинкт заложенный в сущность природы человека делает его, пусть и на не долгое время, но на безумные, страстные поступки.
Героиня этого необычного, сумасбродного, язвительного и очень смешного романа с детства обожает барашков. Обожает до такой степени, что решает завести ягненка, которого называет Туа. И что в этом плохого? Кто сказал, что так поступать нельзя?Но дело в том, что героиня живет на площади Вогезов, в роскошном месте Парижа, где подобная экстравагантность не приветствуется. Несмотря на запреты и общепринятые правила, любительница барашков готова доказать окружающим, что жизнь с блеющим животным менее абсурдна, чем отупляющее существование с говорящим двуногим.
Карл-Йоганн Вальгрен – автор восьми романов, переведенных на основные европейские языки и ставших бестселлерами.После смерти Виктора Кунцельманна, знаменитого коллекционера и музейного эксперта с мировым именем, осталась уникальная коллекция живописи. Сын Виктора, Иоаким Кунцельманн, молодой прожигатель жизни и остатков денег, с нетерпением ждет наследства, ведь кредиторы уже давно стучат в дверь. Надо скорее начать продавать картины!И тут оказывается, что знаменитой коллекции не существует. Что же собирал его отец? Исследуя двойную жизнь Виктора, Иоаким узнает, что во времена Третьего рейха отец был фальшивомонетчиком, сидел в концлагере за гомосексуальные связи и всю жизнь гениально подделывал картины великих художников.
Как продать Родину в бидоне? Кому и зачем изменяют кролики? И что делать, если за тобой придет галактический архимандрит Всея Млечнаго Пути? Рассказы Александра Феденко помогут сориентироваться даже в таких странных ситуациях и выйти из них с достоинством Шалтай-Болтая.Для всех любителей прозы Хармса, Белоброва-Попова и Славы Сэ!
Порой трудно быть преподавательницей, когда сама ещё вчера была студенткой. В стенах института можно встретить и ненависть, и любовь, побывать в самых различных ситуациях, которые преподносит сама жизнь. А занимаясь конным спортом, попасть в нелепую ситуацию, и при этом чудом не опозориться перед любимым студентом.
Название романа швейцарского прозаика, лауреата Премии им. Эрнста Вильнера, Хайнца Хелле (р. 1978) «Любовь. Футбол. Сознание» весьма точно передает его содержание. Герой романа, немецкий студент, изучающий философию в Нью-Йорке, пытается применить теорию сознания к собственному ощущению жизни и разобраться в своих отношениях с любимой женщиной, но и то и другое удается ему из рук вон плохо. Зато ему вполне удается проводить время в баре и смотреть футбол. Это первое знакомство российского читателя с автором, набирающим всё большую популярность в Европе.