Кузены - [47]

– Привет, пап, – говорю я, садясь на кровати. – Как прошел суд по банкротству?

– Пока отложили, – отвечает он.

– Что, прости?

– Нам с мамой нужно еще немного времени на завершение плана реструктуризации. Мы попросили об отсрочке до следующей недели, и нам пошли навстречу.

– Ясно, – говорю я осторожно. – Это хорошо или плохо?

– Хорошо. Чем больше времени на подготовку, тем больше шансов сохранить «Империю».

Так называется наша бильярдная – в честь любимого маминого фильма «Магазин „Империя“». Родители купили ее в моем раннем детстве, так что, сколько я себя помню, она всегда была семейным бизнесом. Первое мое осознанное впечатление – как мы отмечали вторую годовщину заведения. Папа пронес маму на руках через двери, я, пятилетний, бежал за ними, а внутри нас ждала самая большая вечеринка, какую мне только доводилось видеть. Хотя теперь, спустя годы, понимаю, что там, скорее всего, были только родственники да несколько завсегдатаев – рабочих со стройки и водопроводчиков – и куча воздушных шаров.

Не важно. Я обожал это место. В нем чувствовалось какое-то волшебство – здесь всегда можно было научиться новой игре, а взрослые выглядели счастливыми и довольными. Мне понадобились годы, чтобы понять, как их хорошее настроение связано с бутылками за барной стойкой и насколько часто бармену Энцо приходится дипломатично отказывать перебравшим завсегдатаям в очередной порции. Однако все всегда оставалось под контролем, и «Империя» – полутемная, затхлая, с липкими полами – была мне вторым домом.

– Джона? – Голос отца выдергивает меня обратно в реальность. – Ты меня слушаешь?

– Да, – откликаюсь я. – Ты сказал, что у вас будет больше шансов сохранить «Империю». То есть пока это неточно?

– Сейчас еще ни в чем нельзя быть уверенным. Мы делаем все, что можем.

Отрабатывая последнюю смену в бильярдной перед отъездом на Чаячий остров, я знал, что по возвращении могу увидеть ее уже закрытой. Мне казалось, я готов к этому. Однако каждый раз, когда кто-нибудь из родителей звонит с последними новостями, у меня все внутри переворачивается от возмущения и тревоги. При этом никаких решающих известий нет – сплошные отсрочки, встречи с кредиторами и куча непонятных мне юридических терминов. Просто пытка какая-то. Я, конечно, сказал родителям, чтобы они держали меня в курсе, но на самом деле мне все меньше хочется вникать в детали.

– Но «Империя» ведь пока открыта? – спрашиваю я.

– Да. Мы пока ищем разные способы снизить издержки. – Он откашливается, и я понимаю, что дальше последует что-то неприятное. – К сожалению, нам пришлось расстаться с Энцо.

Никогда еще так не хотел, чтобы предчувствие не сбылось.

– Пап, да ты что! – протестую я. Энцо работал в бильярдной с самого открытия, и он единственный, кому еще удается меня обыграть. Он веселый и предан заведению как никто. Для меня он скорее как родственник, чем просто наемный работник у родителей. – Как можно уволить Энцо? Без него и «Империя» не «Империя»! Он торчал там с утра до ночи!

Я сам не узнаю свой голос – такой он хриплый, как будто я что-то острое проглотил.

– Он слишком дорого нам обходится, Джона. Приходится принимать тяжелые решения.

– Он человек, а не статья расходов! Нельзя мерить все только деньгами!

– Если ты думаешь!.. – тоже повышает голос отец, но обрывает себя. Вдыхает и выдыхает, успокаиваясь, потом продолжает уже почти нормальным, лишь чуть встревоженным голосом: – Если ты думаешь, что это не разбило нам с мамой сердце, ты ошибаешься. У нас просто не было другого выбора.

«У тебя был выбор – не слушать Андерса Стори», – едва не произношу я вслух, но вовремя сдерживаюсь. Отец и сам это знает.

– Ладно. Так что… – Меня прерывает громкий стук в дверь. – Подожди, тут кто-то пришел. Я разберусь по-быстрому, и договорим.

– Нет-нет, занимайся своими делами, – поспешно говорит отец. В голосе звучит облегчение, что неприятный разговор можно свернуть, да и я сам этому рад. – У меня все равно больше никаких новостей. В следующий раз, кхм-м… наверное, просто напишу.

Мне становится стыдно за свою резкость, и я чувствую неприятное покалывание в груди. Все же оставшаяся злость из-за Энцо не дает мне извиниться.

– Да, так будет лучше, – говорю я и отсоединяюсь.

Уронив телефон на подушку, я запускаю пальцы в волосы и, потянув за них, причиняю себе боль. В дверь снова стучат, еще громче прежнего.

– Иду! – рявкаю я. – Придержите коней!

Это было выражение Энцо. Он всегда так говорил, когда я приставал к нему, чтобы он устроил себе перерыв и сыграл со мной: «Придержи коней, парень. Я здесь на работе». А, к черту! Если и дальше продолжать в том же духе, то совсем раскиснешь. Я заставляю себя сделать пару глубоких вдохов, встаю и шагаю к двери. Увидев свое отражение в зеркале над шкафчиком, приглаживаю рукой взъерошенные волосы. Впрочем, какая разница? Скорее всего, опять Рид Чилтон за зубной пастой.

Однако едва я чуть приоткрываю дверь, как с другой стороны ее распахивают настежь. И это не Рид Чилтон.

– Ты уже видел? – Милли сует мне под нос свой телефон.

– И тебе тоже доброе утро, – буркаю я.

Хотя на самом деле при виде ее настроение у меня немного поднимается. Я хватаю со спинки стула футболку. Милли слегка краснеет, заметив наконец, что я стою перед ней в одних боксерах. Сама виновата – нечего врываться в такую… ну хорошо, вообще-то уже пол-одиннадцатого. Пора было бы и встать.